Эми Кауфман, Джей Кристофф - Звезда Авроры

Я же не успею к Набору!

«Хэдфилд» разваливается на части. Черные дуги квантовых молний превращают корпус в металлический шлак.

В скафандре вопят семнадцать сигналов тревоги, никак не открывается замок этого проклятого криомодуля, а под черепом гудит и гудит одна вот эта мысль. Не та, что надо было мне остаться в койке и спокойно спать ночью. Не та, что надо было в упор не слышать этого проклятого сигнала бедствия и лечь на обратный курс к Академии Авроры. И не та, что очень уж дурацкая получается смерть.

Вот нет. Глядя в лицо смерти, Тайлер Джонс, командир экипажа, первый класс, думает одно и только одно:

Я же Набор пропущу к чертовой матери!

Нет, конечно, если всю жизнь работать ради одной Цели, эта Цель будет для тебя важна даже в критический момент. Но для трезвомыслящего человека угроза испариться в разбитом звездолете, дрейфующем в межпространственном измерении, была бы чуть важнее, нежели успехи в школе. Я только это хочу сказать.

Смотрю на девушку, спящую в криомодуле. Коротко стриженные черные волосы, странная белая полоса поперек челки. Веснушки. Серый комбинезон. Выражение лица блаженное, какое бывает только у детей и у криогенно замороженных.

Интересно, как ее зовут.

Интересно, что бы она сказала, если бы знала, что я из-за нее вот-вот погибну.

Встряхиваю головой и бурчу про себя – еле слышно в рассыпающемся горящими клочьями корабле сквозь вопли сигналов скафандра:

«Хорошо бы она этого стоила, Джонс».

Вернемся немножко назад – точнее, на четыре часа назад. Обычно рассказ следует начинать с какого-то захватывающего события, но теперь придется вам объяснять, что тут вообще делается – чтобы вам небезразлично было, испарюсь я или нет. Потому что мне лично испаряться очень не хочется.

Значит, так. Четыре часа назад лежу я у себя в кубрике в Академии Авроры. Таращусь на изнанку матраса, на котором спит Бьеркман, и молю Творца, чтобы наши инструкторы устроили учебную тревогу типа сбоя гравитации или хоть просто пожарную. В ночь перед Набором они вряд ли, конечно, станут нарушать наш отдых. И все равно я молю Творца, потому что:

а) Бьеркман никогда не храпел, а сейчас храпит, и я не могу заснуть.

б) Хочется, чтобы отец завтра меня видел, и я не могу заснуть.

в) Это ночь перед Набором, и Я. НЕ. МОГУ. ЗАСНУТЬ.

Понятия не имею, чего я так заведен. Должен быть холоднее льда. Все экзамены сдал с блеском. Закончил первым почти по всем предметам. Девяносто девятый процентиль среди всех кадетов Академии.

Джонс Тайлер, командир экипажа, первый класс.

Золотой Мальчик. Так меня другие Альфы прозвали. Мне это, бывает, бросают как оскорбление, а я считаю комплиментом. Никто не работал так, как я, чтобы сюда попасть. Никто не работал так, как я, когда сюда попал. И вот сейчас эта работа должна дать плоды, и завтра Набор, а я заработал четыре из пяти первых выборов и наберу себе лучший экипаж из всего выпуска, такой экипаж, какого еще не было в Академии Авроры.

Так отчего же я не могу заснуть?

С глубоким вздохом признав свое поражение, я выбираюсь из койки, натягиваю форму, рукой приглаживаю светлые волосы. Глянув на Бьеркмана с желанием его убить – или хотя бы заткнуть, – я прикладываю ладонь к дверной панели и тихо выхожу в коридор, дверью отсекая храп.

Время позднее: 2.17 по станционному времени. Освещение приглушено ради имитации ночной темноты, но флуоресцирующие полосы на полу светятся, и я пробираюсь по коридору. Пингую с собственного унигласса свою сестру Скарлетт, но она не отзывается. Думаю, не связаться ли с Кэт, но она наверняка спит. Как и мне надо бы.