Агата Кристи - Зов крыльев

Впервые Сайлас Хэмер услышал об этом от Дика Борроу. Промозглым февральским вечером они возвращались со званого обеда у Бернарда Сэлдона, специалиста по нервным заболеваниям. Борроу был необычайно молчалив, и Хэмер даже спросил его, о чем это он так старательно размышляет. Ответ Борроу оказался неожиданным:

– Понимаете, я вдруг понял, что из всех сегодняшних гостей лишь двое могли бы назвать себя счастливцами. И эти двое, как ни странно, это вы и я.

Слово «странно» было вполне оправданным, ибо не существовало людей более несхожих, чем Ричард Борроу, приходской священник из Ист-Энда[1] усердно пекущийся о благе паствы, и Сайлас Хэмер, холеный самодовольный делец, миллионы которого служили основной темой пересудов у родственников.

– Понимаете, вы крайне нетипичный миллионер, – рассуждал священник, – я знаком со многими весьма состоятельными людьми, но вы единственный, кто абсолютно доволен собой и своей жизнью.

Хэмер некоторое время помолчал, а когда он заговорил, в его тоне уже не было никакой светской шутливости.

– Я был жалким разносчиком газет. Тогда я хотел – и я этого добился! – иметь кучу денег, чтобы жить в комфорте и роскоши, но – и только. Деньги требовались мне не для того, чтобы получить влияние и власть, а чтобы тратить их не считая – исключительно на самого себя. Как видите, я вполне откровенен. Говорят, на деньги всего не купишь. Истинная правда, но лично я могу купить все, что хочу, – и потому я вполне доволен жизнью. Я материалист, Борроу, материалист до мозга костей.

Яркий свет уличных фонарей подтверждал это признание, прозвучавшее почти как клятва. Плотное пальто, отороченное мехом, мягко облегало далеко не стройную фигуру Сайласа Хэмера, а темный мех еще больше подчеркивал наличие изрядного второго подбородка. У Дика Борроу, напротив, было очень худое лицо – лицо аскета, и сияющие фанатичным блеском глаза.

– А вот вас, – проговорил Хэмер с нажимом, – я понять никак не могу.

Борроу улыбнулся.

– Я живу в нищете, постоянной нужде и голоде – испытываю все невзгоды, уготованные нашей плоти. Но небесные видения поддерживают мои силы. Это трудно понять тем, кто не верит в их существование… Вы, я полагаю, не верите.

– Я не верю ни во что, – твердо сказал миллионер, – чего сам не могу увидеть, услышать и потрогать.

– Именно так. В этом-то и вся разница между нами. Ну, до свидания, теперь земля поглотит меня, – то ли шутливо, то ли серьезно сказал он, так как они подошли к входу в метро.

Хэмер продолжил свой путь в одиночестве. Он был доволен, что отослал шофера, решив пройтись пешком. Воздух был свеж, пощипывал щеки морозцем, и тем приятнее было ощущать нежащую теплоту роскошного плотного пальто.

Он остановился у бровки тротуара, собираясь перейти улицу, и посмотрел налево. Огромный автобус приближался к перекрестку. Если бы Хэмеру вздумалось перейти дорогу перед ним, то следовало поторопиться. Но Хэмер торопиться не любил, и к тому же ему не хотелось нарушать состояние приятной разнеженности.

И тут вдруг на дорогу нетвердой походкой вывалился какой-то пьяный оборванец. Хэмер услышал крик, скрежет тормозов резко вильнувшего в сторону автобуса, а затем – даже не осознав сразу весь ужас случившегося – увидел бесформенную кучу тряпья на середине улицы.

Как по волшебству тут же собралась толпа, в центре которой стояли двое полисменов и водитель автобуса. Хэмер же, как завороженный, никак не мог отвести взгляд от безжизненной кучи, которая только что была человеком – в сущности, таким же, как он! Он вздрогнул словно от какой-то зловещей угрозы.

– Не переживай, начальник, – подбодрил его стоявший рядом потрепанного вида субъект. – Ты бы ничего не смог поделать. Ему бы и так и так крышка.

Хэмер ошеломленно посмотрел на него. Мысль о том, что бедолагу можно было попытаться спасти, даже не пришла ему в голову. Конечно, если бы он по дурости вдруг бросился в тот момент… Ему не хотелось даже думать о подобной возможности, и он пошел прочь от толпы зевак, гонимый безотчетным неутолимым страхом. Он был вынужден признаться себе, что напуган, дико напуган. Смертью… смертью, которая мгновенно и беспощадно могла настичь каждого, не разбирая, богат он или беден.