Леонид Советников, Андрей Шендаков - Журнал «Парус» №80, 2020 г.

***

Так рано повеяло снегом…

Вчера полыхала жара;

с шумящим лесным набегом

пришла восковая пора —

пора неземных откровений,

небесного зимнего дна;

с наплывами лунных горений

немного ещё зелена

листва, но дворик мой золот

и терпок – в своём купаже,

а тихий осенний холод

и важен, и нужен душе:

пленительна, самозабвенна

в лачужке веранды свеча, —

строка, как слеза, вдохновенна

и, словно любовь, горяча!

***

Легка рассветная звезда,

в хрустальной дымке бирюзова —

среди неслышимого зова

ясна, крылата, молода;

летит среди миров чужих,

которым много лет знакома:

среди полей, над крышей дома

так много их, так много их;

их не понять из древних книг,

не осознать удел их вечный

и взмах крыла, почти беспечный,

несущий нам всего лишь миг;

умом постичь – напрасен труд,

открыться сердцем – бесполезно:

легка пылающая бездна

рассветных, солнечных минут.

***

Как небо, встала надо мною…

А. Блок

…Ты в дом входила в шёлковом платке

и, скинув плащ, о чайник грела руки,

затем к огню садилась – налегке,

припоминая давние разлуки,

и, угли странно, дико вороша,

смотрела – сквозь, твоё лицо краснело, —

как будто чья-то тёплая душа

врастала вновь в твоё живое тело;

как будто вновь, на Землю низойдя,

не театрально, а в привычной яви

ты забывала сполохи дождя

и рассуждала: «О Всевышний, я ли

себя, по воле неба, обрела?

Достойна ль я жить в облике подобном?..»

Струились капли хрупкого тепла

в обычном доме, маленьком, укромном:

мы пили чай, мечтали – обо всём,

иных миров пространства обсуждая;

я видел свет и прах в лице твоём,

но всё же верил в то, что ты – другая,

что не грехом была ты рождена,

а чем-то высшим – отблеском, рассветом;

я созерцал, почти не видя дна,

и понимал по косвенным приметам,

что где-то рядом чьи-то имена,

что вслед летят – кометы, ядра, пули;

а утром ты рассады семена

бросала в почву и, плетя на стуле

свою косу, смеялась мне в глаза:

«Да, я верна, о друг, всем понемногу:

когда на небе вспыхнет полоса

крылатых звёзд, я улетаю – к Богу…»

Шутница! Вновь жива и не жива.

Понять, простить – бывало не такое:

сто тысяч лет закатная трава

вдаль уносила солнце, как каноэ;

сто тысяч лет, о Муза, рядом ты —

сплетенье звёзд, рожденье тьмы и света:

тебе своей хватает высоты,

а нам, поэтам, в наказанье это!

ФЕВРАЛЬСКИЙ СВЕТ

I

Метель кружилась во дворе,

Качая сумрачные ели,

А мы задумчиво сидели

И были рады злой поре,

Когда за маленьким окном,

В кустах заснеженной сирени

Сливались пасмурные тени:

Фонарь скрипел над чердаком.

В прихожей иней на двери

Блестел, сквозь щели проступая;

Искрилась ваза голубая,

Я говорил тебе: «Не ври,

Что не боишься тьмы земной

И ждёшь меня с благоговеньем…»

Но ты была почти виденьем

В ночной сорочке предо мной.

II

Свистела в сумерках метель,

Спокойно щёлкали поленца,

Но снова с хрустом полотенца

По снегу прыгала капель;

Ты в зимней шапке – меховой,

Из серебристой чернобурки —

Пришла, ругая переулки,

И села с влажной головой.

Блестел узором хрусталя

Стаканчик с клюквенной настойкой,

Ты расцвела улыбкой горькой;

Был тёплым вечер февраля.

Мы говорили о весне,

О том, что скоро хлынут льдины.

И пепла яркие седины

Увидел я в глубоком сне…

III

И тепло, и светло, и грешно…

Снова рву со стихами бумагу,

Слыша в трубах морозную тягу,

И смотрю у окна на кашпо,

Где поник одинокий цветок

И земля у корней пересохла,

Как волос твоих зимняя охра;

Но вздымается свет моих строк

О тебе, для тебя, об одной,

Той, которую знал я невинной —

В длинном платье и шляпке старинной.