Геннадий Киселев - Жизнь врача посольства

Лето 1947 года, когда я начал отчетливо вспоминать жизнь и быт в деревне Калужской области из рассказов бабушки.

В деревне еще оставались следы боев, вымощенные стволами деревьев дороги, глубокие следы от танков на полях, как незаживающие раны. Наша армия наступала, освобождая родную землю от фашистов, прокладывала дороги по бездорожью. В Калужской области глиноземы даже танки не могут пройти весной и осенью, поэтому наша армия устилала дороги стволами деревьев из соседних лесов и перелесков. Немцы могли передвигаться по нашим глиноземам, когда окрепнет земля. Перед тем как немцы вошли в деревню, был налет на мост через речушку и на районный центр Бабынино. В деревне две бомбы упали рядом с мостом, не повредив его. В райцентре в начале войны построили бомбоубежище, дверь на входе в убежище не покрасили, она так и оставалась белой, из струганых досок. Бомба, упавшая рядом, засыпала бомбоубежище, где среди погибших была и моя тетя Люба, было ей восемнадцать лет.

Во время налета на нашу деревню мама с бабушкой спрятались под печку, меня не успели схватить с собой, увернулся. Во время налета я стоял на лавке у окна и кричал: «Нема гад!» Потом долгие годы родные вспоминали о моем «подвиге». Мама часто рассказывала, как немцы вошли в нашу деревню в январе 1942 года. Передовой отряд немцев был расквартирован по всей деревне. Мама только родила младшего брата и после родов лежала в маленькой комнате, закрывшись вместе с бабушкой и мной от немцев. В наш большой кирпичный дом въехал офицер. Со слов бабушки, в деревне немцы вели себя интеллигентно: грубых слов и никаких силовых действий к жителям деревни не применяли. В деревне немцы были один месяц, как вдруг рано утром налетели наши лыжники с автоматами, из передового отряда сибирской дивизии. Немцы бежали, бросив машины и прочую технику, даже своих овчарок бросили. Так закончилась для нашей деревни оккупация. А война продолжалась еще долгие три года. Отголоски войны, горе и слезы только начинались. Уже летом 1942 года пошли похоронки и стали возвращаться израненные солдаты. На нашего папу ничего не приходило, даже писем от него не было.

Младший брат родился в январе 1942 года, а мне тогда был всего один год. Так мама осталась одна с двумя детьми и нашей бабушкой. Все хозяйство легло на плечи бабушки, мама работала начальником почтового отделения села Сабуровщино, в штате почты были два почтальона, тоже женщины. Почтальоны часто болели, и маме приходилось самой разносить почту по деревням, поэтому дома мы ее видели нечасто. Во время войны это была самая ответственная работа в деревне. Получали и отправляли письма на фронт ежедневно, ежеминутно переживали за наших солдат, сражающихся в смертельных боях такой страшной войны. Утешали вдов, вытирая слезы детям, когда каждый день над деревней плачь и горе. И нет весточки от нашего папы и мужа.

Начиная рассказ о бабушке по маме, Анне Михайловне Варфоломеевой, всегда вспоминаю о бабушке по папе, Марии Федотовне Киселевой. Анна Михайловна воспитывала нас со дня рождения, помогая маме, и мы жили у нее в большом кирпичном доме рядом с трактом, как говорили местные жители. Бабушка Мария Федотовна жила в дальней, по тем временам, деревне Волковское, в глуши, откуда трудно к нам приехать, как объясняли домашние. В пятилетнем возрасте четко вижу наш большой дом с огромными тополями перед окнами, зеленым лугом с правой стороны дома, а слева – речка Безвелка. Утром играем с братом на солнышке около дома и видим: от стада коров идет к нам наша Зорька. Кричим:

– Бабушка, бабушка, Зорька пришла!

Зорькой нашу коровку звали все в семье и даже соседи. У нее был добрый характер, несмотря на большие рога, белая звездочка на лбу. Она подходила к нам и большим влажным языком лизала руки. Мы гладили ее, приговаривая: «Зорька, кормилица наша».