Юрий Савинский - Же Ву Зем

ЮРИЙ САВИНСКИЙ

Прислонясь у низкого забора,

В свете полыхающих зарниц,

Ты глядишь куда-то через горы,

Провожая перелётных птиц.

Все мечты и все твои желанья -

Вместе б с ними в облачную высь!

Караван крылатый, до свиданья,

Караван крылатый, возвратись!

Юрий ГАРНАЕВ

«Же ву зем» – признание в любви неведомому читателю, последние слова в дневнике заслуженного летчика-испытателя СССР, Героя Советского Союза Юрия Александровича Гарнаева.

Судьба не пожалела для этого человека ни печалей, ни радостей. Он родился в 1917 году одновременно с рождением новой страны, погиб в расцвете сил в канун своего и страны пятидесятилетнего юбилея. Место его рождения – заурядный российский городок, могила – вблизи неприметного французского городка. Его сын стал Героем России – героем по сути, другой страны. Талантливый, отважный рыцарь авиации, представитель одной из самых суровых, героических профессий он вспоминается, как человек души, по выражению Анатоля Франса «пленительно красивой».

В истории авиации мало, а, может быть, и нет вовсе, летчиков-испытателей, которых можно поставить в один ряд с Юрием Александровичем по количеству предельно рискованных, разнообразных по характеру испытаний авиационной техники. Он прыгал с парашютом из стратосферы, испытывал истребители и бомбардировщики на критических режимах полета, испытывал самолеты вертикального взлета и посадки, спасал вертолет при отказе двигателей, апробировал на себе пригодность катапульт, отстреливал лопасти вертолета в воздухе, исследовал летные свойства различных типов винтокрылых аппаратов, приручил турболет – норовистого мустанга экспериментальной авиации. Он готов был летать на всем, даже на табуретке, – на всем, что способно летать, и на том, что летать было неспособно. В быту он был весельчаком и балагуром, любящим мужем и отцом, верным товарищем, всегда готовым придти на помощь любому, кто в этом нуждался.

Подобно другому летчику – испытателю, Антуану де Сент-Экзюпери, он был романтиком авиации, который стремился выразить свои чувства литературным словом.

Его сын, Александр Юрьевич, приложив не малые усилия, получил доступ к запрятанному в архивах КГБ делу своего несправедливо репрессированного отца. В них, в числе прочего, тетрадь. Стихи на листах серо-коричневой бумаги, нарезанных из цементных мешков.

«Случилось несчастье… Большое несчастье случилось.

Из списков живых я надолго сейчас исключён.

И жизнь под откос, как разбитая бричка свалилась,

На каторжный труд лиходейкой – судьбой обречён.

Как трудно словами измерить обиду и муки,

Как страшно поверить, как тяжко в душе пережить,

Что цепи закона сковали мне волю и руки,

Что стал я бесправным и грязью обрызгана честь…

Тамцак-Булак, Дайрен, Москва,

Тамбов, Мичуринск, Ленинград…

И эти нежные слова,

И белой ночи маскарад.

И море с проседью барашков

Катилось из-под облаков

К всегда открытой нараспашку

Скалистой груди берегов.

Мечта в полёте альбатроса

Крылатой вольности полна,

Костюм пилота, жизнь матроса,

Солёный ветер и волна.

Давно прожитого картины,

Любви несмелый, первый дождь,

Зовущий голос – крик утиный,

Вишнёвых дум хмельная дрожь.

Раздолье Марсового поля,

Адмиралтейства яркий шпиль,

Невы обузданная воля,

Морские штормы, зыбь и штиль.

Всё позади… А через межи

Года переступили… Вновь

Дорогой зимнего манежа

Не прибежит к тебе любовь.

Сейчас тоска и грусть Приморья,

Тайга и сопки – как гробы,

Тяжёлый час единоборья

Бродяги-пасынка судьбы.

Мукден, Харбин, Цзиньжоу, Тарту,

Норильск, Архангельск, Ленинград -

Тяни себе любую карту

Из всей колоды наугад…

Перебиты, поломаны крылья,

Нам теперь уж на них не летать.

Проводила тебя эскадрилья,

Как неродная, строгая мать…

Я верю в человеческое счастье,

Как верю в то, что завтра будет день.

Во всей Вселенной силы нет и власти

На будущее наше бросить тень.

Я верю сердцем, разумом и болью