← К описанию

Карло Гоцци - Зеленая Птичка



Публикуется по авторскому тексту переводчика с сохранением его орфографии и пунктуации, 1954 г.

* * *

Действующие лица

Тарталья – король Монтеротондо.

Тартальона – престарелая королева Тароков, его мать.

Нинетта – жена Тартальи.

Ренцо, Барбарина – близнецы, ее дети.

Помпея – статуя, возлюбленная Ренцо.

Кальмон – античная назидательная статуя, царь Изваяний.

Бригелла – поэт и прорицатель, притворно влюбленный в Тартальону.

Труффальдино – колбасник.

Смеральдина – его жена.

Панталоне – министр Тартальи.

Зеленая Птичка – король Террадомбры, влюбленный в Барбарину.

Яблоки, поющие.

Золотая вода, звучащая и пляшущая.

Статуя из Тревизо.

Риоба с товарищами – статуи с Кампо деи Мори в Венеции.

Голос Серпентины, феи.

Каппелло, Чиголотти – уличные рассказчики, статуи.

Слуги, стража и разные звери.


Действие происходит частью в вымышленном городе Монтеротондо, частью в саду Серпентины, частью у холма Людоеда и в других местах, соответствующих природе баснословного представления.[1]

Действие первое

Улица в городе Монтеротондо.

Явление I

Бригелла в виде карикатурного прорицателя. Панталоне, позади, слушает со вниманием.


Бригелла

(про себя, с воодушевлением)

О солнце, образ вещий
Людской судьбы неверной,
Ты с высоты безмерной
Ужасные изобличаешь вещи!

Панталоне

(про себя)

Этот поэт сводит меня с ума. Он говорит, точно картины пишет, а стихи он сочиняет – ну прямо для свадебных подношений.


Бригелла

(как раньше)

О бедная Тароков королева!
Тарталья, взысканный судьбиной!
О Ренцо с Барбариной!
Сей плод рожден от рокового древа!

Панталоне

(про себя)

Ого! Заехал в царскую кровь Монтеротондо. Королева Тароков бедная? Да, сударь; и поделом. Эта старая карга, с тех пор как уехал ее сын, король Тарталья, только и занимается тиранством, а он не заслуживает счастья, раз оставил управление на целых восемнадцать лет в руках у этой ведьмы. Хоть бы она умерла тогда, на свадьбе сына, когда у нее была рожа на ногах. Но не понимаю. О Ренцо с Барбариной! Сей плод рожден от рокового древа!


Бригелла

(как раньше)

Владыка Треф, отшедший дух державный,
Незримый нашим взорам!
Сколь громким делом, сколь великим вздором
Прославится Монтеротондо славный!

Панталоне

(как раньше)

Еще прославится? Как будто мало того, что на наших глазах апельсины становились женщинами, женщины становились голубками, голубки становились королевами блаженной памяти?


Бригелла

(как раньше)

Тарталья, ты снова
Вернешься в столицу,
Нинетта здорова
И кинет темницу,
И возродится, в бедствиях не сгинув,
Державное потомство Апельсинов[2]

Панталоне

(в сторону)

Что-то не то, приходится стоять, разиня рот, и слушать его, как дураку. Этот в прорицании будет раз в шесть посильнее, чем альманах[3]. «Тарталья, ты снова вернешься в столицу»? Само собой, это король Тарталья, который ушел на войну с мятежниками и которого нет вот уже девятнадцать лет; и он будет здесь нынче вечером, само собой. «Нинетта здорова»? Нет уж, здесь я ее не увижу. Королева Нинетта погребена заживо тому восемнадцать лет, под отверстием сточной ямы, по злобе этой старой мегеры, королевы, и это я видел собственными глазами. И представить себе, что она не сгнила и не рассыпалась в порошок? «Не сгинуло потомство Апельсинов»? Сгинуло, хоть и трудно это переварить. Мне кажется, будто и сейчас еще та роковая минута, когда бедная покойная королева Нинетта, прежде чем быть погребенной заживо под отверстием сточной ямы, родила этих двух близнецов, мальчика и девочку, апельсинчика и розу по красоте. У меня, которому эта старая карга, их бабка, приказала их зарезать, душа болит, душа болит молчать; и мне кажется, что я все еще вижу это черное дело, как положили в колыбель, вместо близнецов, двух уродливых щенят, которых родила придворная костюмерша; а потом бабка написала королю это донесение, это обвинение, эту несправедливость, вызвавшую столько ужасных распоряжений, которые будут вспоминать у очага, как сказку. Правда, у меня не хватило духу зарезать этих крошек, и я, как сегодня помню, сделал из них сверток, взяв двадцать четыре локтя венецианской клеенки, отличной, которую продают у Трагетто дель Бузо, и, даже с возможной тщательностью устроив их, чтобы предохранить от сырости, бросил этот драгоценный пакет в реку, а бабке их отнес два козлячьих сердца, как делают хорошие министры в подобных случаях. За восемнадцать лет, даже если они не захлебнулись или не погибли от голода, они должны были умереть, оттого что не могли расти, потому что я их плотно зашил крепкой бечевкой. Дорогой синьор астролог, вы прекрасный поэт, но вы не имитатор, не прикидывайтесь, будто даже умеете говорить по-тоскански; ваши – дела, а не слова; и небо умеет наделять людей великими талантами, и эти люди умеют тоже говорить такой вздор, что им смеются в физиономию. Нет, крышка, потомство Апельсинов угасло.