Валентина Семёнова - Занавес остаётся открытым
ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Благословляю всё,
Что было:
Я лучшей доли
не искал!..
А. Блок
О названии «Занавес остаётся открытым». Так называлась разгромная статья обо мне, напечатанная в «Уральском рабочем». Второй день пытаюсь вспомнить фамилию журналистки, автора этого ложного политического доноса, и не могу. Позвонила даже Калуцкому, которого эта журналистка по заданию обкома КПСС «талантливо очерняла» в той газете, – его нет дома. Можно, конечно, позвонить Матафоновой, она тоже работала в отделе культуры этой газеты… Но зачем?
Память стёрла это имя неслучайно. Ведь я собираюсь писать не роман, даже не документальную повесть, а восстановить Имена тех, кто будет воскрешён, во что я верю.
История, по Н.Ф. Фёдорову, это синодик, это перечень имён всех прошедших по земле людей, это родословная человечества, которому суждено воскреснуть ради грядущего совершенствования и «окончательного физического бессмертия» (В. Соловьёв).
Все мои архивы уничтожены. Значит, остаётся одно: память, ум и сердце. Вот источники, из которых я буду черпать свои воспоминания о Тех, перед Кем низко склоняю голову, и тех, перед кем я не склонила её даже под угрозой смерти.
Остальных, кого моя память не извлечёт из небытия, пусть воскрешат другие. Работы хватит на всех.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Глава 1. Корни
1.1 Анисим Матвеевич Бочкарёв
Дед
Я хорошо помню деда Анисима, маминого отца. Помню его лицо, белую бороду, высокий рост, вельветовый костюм с накладными карманами, в который он был одет по-городскому, когда я возила его в областную клинику к окулистам. Операцию почему-то делать отказались. Он в конце жизни, когда ему было под девяносто, ослеп. Помню его в городе, куда он был сослан как раскулаченный, там он жил на квартире, а мы с братом, маленькие, бегали к нему в гости. От него всегда исходили спокойствие и доброта.
Но он был крестьянином, в городе жить не мог и, как только представилась возможность, после 1941 года уехал в деревню Меркушино, что в 20 км от г. Камышлова.
Я как-то задумалась: почему так называлась эта деревушка, в один ряд домов растянувшаяся по берегу живописной речки Пышминки? Там никогда не было наводнений, так как дома стояли высоко над обрывом. А впереди – широкие просторы, окаймлённые у горизонта лесом и большими белыми домами. Там были военные Еланские лагеря.
Лишь недавно я узнала, что есть большое село Меркушино – место паломничества к Симеону Верхотурскому, знаменитому святому. Когда его мощи временно находились в храме в посёлке Елизавет под Екатеринбургом, я повезла туда своего младшего племянника Виктора, где он был окрещён уже после восемнадцати лет. Служба шла рядом с ракой, с мощами святого Симеона.
У меня возникла гипотеза, о которой никому не сообщала. Видимо, кто-то из маминой деревушки побывал в знаменитом селе, которое и сейчас стоит на том же месте и куда мне следовало бы съездить, и привёз это имя в память о святом. А может быть, кто-то из того села волею судеб попал в новое, уж очень живописное место и сохранил таким образом память о своей родине.
Но, так или иначе, власть и сила Имени существуют. Между селом Меркушино и деревней Меркушино протянута незримая духовная нить.
Во внутреннем облике моего деда Анисима Матвеевича было это сияние святости. Этот же внутренний свет всегда исходил и от мамы. А теперь нет ни деда, ни мамы, и деревню Меркушино снесли с лица земли. Там теперь песчаный карьер.
Когда дед вернулся из города домой, он поселился в крошечной баньке во дворе своего дома. Там мы с Володей, братом, бывали часто. Дед вставал рано и уходил куда-то в лес, а когда возвращался, то иногда приносил лукошко с земляникой. Он был немногословен, но с нами, детьми, любил пошутить.
Дом этот, стоявший в центре, во главе деревни, с большим двором, с кирпичными амбарами, с почти необъятным для детского восприятия скотным двором, в котором могли разместиться до сотни лошадей, он построил своими руками на старом месте после пожара, проявив не только недюжинную силу, здравый смысл, но и природный вкус. Недаром именно в этом доме расположился сельсовет. И, хотя деда выселили, но какое-то таинственное уважение, которое он внушал односельчанам, удержало новых хозяев от его ареста. Он просто уехал в город и несколько лет прожил в Свердловске.