Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
От автора
Человеческая память концентрирует основные общечеловеческие понятия, среди которых и боль прошлого. Иногда необходимо оглянуться и понять, какой изнурительно тяжкий путь прошло человечество в эпохи своего становления. В иные моменты этого развития кризис сотрясал даже мировые державы, какой была Римская республика в I веке до нашей эры. Под влиянием непримиримых классовых противоречий между угнетателями и угнетаемыми, имущими и неимущими разложение общества достигло наивысших пределов, моральные устои были повержены в прах, непримиримая римская нравственность сменилась неслыханным развратом. Общество, лишенное главных нравственных ориентиров, основанное на ложных моральных устоях и идеалах, неизбежно переживает процесс моральной деградации, стремительного разложения целого государства и народа. Общая атмосфера безнравственности, вседозволенности, распущенности неизбежно порождает заговоры. Заговоры против человечности.
Сейчас, в XXI веке, нелишне вспомнить суровый урок-предупреждение, полученный человечеством еще в канун нашей эры.
Вместо вступления
«Но когда трудом и справедливостью возросло государство, когда были укрощены войною великие цари, смирились перед силою оружия и дикие племена, и могущественные народы, исчез с земли Карфаген – соперник римской державы, и все моря, все земли открылись перед нами, судьба начала свирепствовать и все перевернула вверх дном. Те, кто с легкостью переносил лишения, опасности, трудности, – непосильным бременем оказались для них досуг и богатство, в иных обстоятельствах желанные. Сперва развилась жажда денег, за нею – жажда власти, и обе стали как бы общим корнем всех бедствий. Действительно, корыстолюбие сгубило верность, честность и остальные добрые качества; вместо них оно выучило высокомерию и жестокости, выучило презирать богов и все полагать продажным. Честолюбие многих сделало лжецами, заставило в сердце таить одно, вслух же говорить другое, дружбу и вражду оценивать не по сути вещей, но в согласии с выгодой, о пристойной наружности заботиться больше, чем о внутреннем достоинстве. Началось все с малого, иногда встречало отпор, но затем зараза расползлась точно чума, народ переменился в целом, и римская власть из самой справедливой и самой лучшей превратилась в самую жестокую и нетерпимую…
Не в меньшей мере владела людьми страсть к распутству, обжорству и прочим излишествам. Мужчины отдавались, как женщины, женщины торговали своим целомудрием. В поисках лакомой еды обшаривали все моря и земли. Спали, не испытывая нужды во сне. Не дожидались ни голода, ни жажды, ни стужи, ни утомления, всякая потребность упреждалась заранее – роскошью. Это толкало молодежь на преступление, когда имущество истощалось: духу, отравленному пороками, нелегко избавиться от страстей, наоборот – еще сильнее, всеми своими силами привязывается он к наживе и расточительству».
Гай Саллюстий Крисп
«Заговор Катилины»
Часть I
Мечи и тоги
И раскаялся Господь,
что создал человека на земле,
и восскорбел в сердце своем.
Бытие, 6:6
Не обманывайтесь:
Бог поругаем не бывает.
Что посеет человек, то и пожнет.
К Галатам, 6:7
Предаст же брат брата
на смерть, и отец детей:
и восстанут дети на
родителей и умертвят их.
Евангелие от Марка, 13:12
Глава I
Нравы говорящего убеждают больше, чем его речи.
Публий Сир[1]
Он вошел в конклав,[2] в котором уже находилось несколько десятков женщин. Сверкали драгоценные камни, золотые цепочки, изумрудные обручи на головах римских матрон, белоснежные туники.[3]
«Почему все в туниках?» – пришла в голову тревожная мысль. Внезапно все исчезло. В конклаве уже никого не было. Только в дальнем углу стояла стройная фигура девушки. На ней была маленькая туника-интима,[4] едва прикрывавшая ее тело. Он сделал несколько шагов вперед.
– Кто ты? – попытался спросить он, чувствуя, как перехватывает дыхание.
Девушка сделала шаг навстречу, и он узнал в ней свою дочь – Юлию.