Лариса Теплякова - Заберу твою боль. Цавт танем
В квартиру входил мужчина, что-то говорил, перемещался по комнатам, шумно плескался в ванной, пачкал полотенца, гремел посудой на кухне, но на нём не было лица. Это повторялось от раза к разу, а разглядеть лицо пришельца Зарине не удавалось. Зарина не понимала, видят ли другие этого человека целиком, или только она одна сошла с ума. Мужчина был, и голова у него на плечах вместе с прической имелась, но для Зарины он оставался безликим существом! Галлюцинация наоборот, без видений.
Когда же это случилось? В какой момент времени она перестала видеть черты любимого мужчины, бывшего мужа? Вскоре после его помпезного юбилея? Или позднее, уже после официального развода? Зловещая дата внезапного разрыва их супружеской связи затерялась в недавнем прошлом, и время летело вперёд, безжалостно отметая былую жизнь, как ненужный хлам. Будто бы ничего и не было, всё привиделось. Но ведь остались дети…
Дети были. Но они стремились в будущее, строили свои судьбы, им не хотелось тащить за собой балласт страданий матери. Они иногда так и говорили: «Не грузи нас». Значит, понимали – матери тяжело, но помогать не собирались или не знали как. Молодой организм отвергает ненужное. Кому-то расти-цвести, плодоносить, а кому-то отцветать и стариться. Закон природы.
Беда как тяжелый камень – давит, пригибает, в одиночку этот камень не свернуть. Когда становилось совсем невмоготу, Зарина звонила соседке Ларисе. Женщины устраивали скороспелые посиделки на одной из двух кухонь, чтобы Зарина могла выговориться и облегчить душу. Лариска участливо и вдумчиво слушала, как никто другой на этой планете, и даже помогала разложить страдания и домыслы по полочкам. Как препараты в аптеке.
– Скажи, ты Арнольда в последние дни встречала? – этот вопрос волновал Зарину всегда. Ей хотелось знать, видят ли люди изменения в его облике.
– Да, видела пару дней назад, – коротко отвечала соседка. – У лифта поздоровались на первом этаже. Я с работы вернулась, а он куда-то пошёл.
– Ты лицо его видела? – напряженно уточнила Зарина.
– Всего его, родимого-дорогого, видела и рассмотрела, как на ладони. Я свою задачу знаю! – с веселой злостью докладывала Лариса. – Похудел. Осунулся. Седины больше появилось. Но выглядит неплохо, этакий седеющий…если не лев, то волк. Ага, волк предпенсионного возраста! Но глаза с молодым задором. И улыбка мужская такая. Улыбочка-завлекалочка, отработанная на бабах. Однако бабской руки на нём не видно. Одинокий волк. Это я тебе точно говорю. По мужику всегда видно, бабой ухожен или сам. Когда ты за ним смотрела, он был лощёный!
Верная соседка и уже давно подруга знала, что Зарине важно слышать. Лариска со своим техническим образованием и опытом ведения бизнеса наловчилась систематизировать житейские проблемы, отделяя пену эмоций от сути. Первые сеансы соседского психоанализа проходили мучительно, и порой затягивался допоздна, но постепенно становилось немного легче, и уже требовалось меньше времени для разматывания пестрого клубка событий. Суровая нить, туго скрученная из поступков, обид, ошибок, чувств, уже поддавалась и распутывалась. Проступала правда жизни – беспощадная и сумбурная. Лариса пыталась вытащить Зарину из бездны страданий, приободрить, и не жалела времени и души. Женщины тщательно перетрясали недавнее и далекое прошлое, пытаясь найти там червоточины.
Обе изрядно уставали, словно им приходилось перекапывать лопатами сухую, неподатливую землю, но эти разговоры было то единственное средство, что помогало Зарине сохранять здравомыслие.
* * *
Полувековой юбилей мужа отметили с шиком. Ресторан выбрали в центре Москвы, не поскупились. Собрали тех близких людей, с которым судьба свела в новой постперестроечной России. Заблаговременно позвонили родственникам в Армению, и они приехали, тоже не посчитались с немалыми затратами на дорогу. Прибыли две младшие сестры Арнольда с семьями и родной дядя, брат отца. Мать и отец до юбилея сына не дожили, их схоронили два года назад, и тогда Арнольд сам ездил в Армению прощаться. А теперь все к нему в Москву пожаловали.