Евгений Вальс - Ялиоль и колыбели Богов

В тот злополучный год что-то пошло не так – нарушилась гармония, царившая в Бантолии со времён разделения единого народа. Весна ещё никогда не была такой затяжной. Радость от её прихода постепенно превратилась в мистический страх. Цветущие сады перестали восхищать людей. Ни на земле, ни под землёй ничто не наливалось соками и не созревало. Всюду одни пустоцветы. Вопреки законам природы плодоносные деревья, едва сбросив лепестки, вновь стояли, как невесты, задержавшиеся у алтаря.

Страна всегда славилась сочными фруктами и свежими овощами, поэтому бантолианцы считали кощунством убивать животных, чтобы есть их. На столы традиционно составили только растительную пищу, бантолианцы гордились этим и презирали соседей – «хищников» и «падальщиков».

Но землю Бантолии словно постигло проклятие, она стала бесплодной. Скромные запасы фруктов и овощей таяли с каждым днём, а гордые правители Бантолии не спешили просить помощи у соседей. Отчаявшись, люди искали спасения в храмах. Днём и ночью шли вереницы прихожан, несли богатые подношения верховному божеству Архису, но всё впустую. Бог молчал, а его каменные изваяния, похожие на чёрную волну с множеством ладоней, прохладно сверкали гранями драгоценных камней, украшающих его глаза. Тревога в сердцах бантолианцев росла.

Оракулы Бантолии пророчили жителям голодную смерть, и самые напуганные, собрав пожитки, покидали страну. По главной дороге одна за другой тянулись кареты, а за ними – телеги, гружённые тюками. В напряжённых лицах людей читалась безысходность. Никто не разглядывал местность и не вёл друг с другом задушевные беседы. И тут их взбудоражили оглушающие крики. Люди начали вытягивать шеи, чтоб разглядеть источник.

Навстречу беглецам мчался экипаж, запряжённый тройкой птиц. Они горланили так, что народ мигом расступался. Четырехместная карета напоминала бревно толстенного дерева, на колёсах вдвое больше него. Люди провожали её удивлёнными взглядами: неужели кто-то пожелал вернуться?

В бантолианский экипаж традиционно запрягали выносливых и сильных птиц – гароф. Лиловые птицы, едва уступающие в росте слону, тащили карету, казавшуюся на их фоне крохотной. Беглецы оборачивались вслед и ругали прыткого кучера, но всё же во взглядах их читалась зависть: надо быть по-настоящему смелым, чтобы вернуться в Бантолию в такие тёмные времена.

Когда пограничная застава осталась далеко позади, кучер тряхнул рыжим ирокезом и остановил птиц тонким шестом с деревянным веером на конце. Гарофы легко повиновались, вытянув к земле длинные лапы и сложив четыре крыла. Оказываясь рядом с лошадьми, они всегда свысока смотрели на них, хотя не обладали длинной шеей. Гордую голову гарофы украшали узкие вытянутые перья. По их количеству можно было узнать возраст птицы: сколько лет она прожила, столько перьев насчитывалось в пучке.

Едва экипаж замер, в движение пришли его пассажиры: юноша и мужчина в летах, облачённые в жёлто-зелёные плащи с капюшоном и широкими рукавами – одежду священнослужителей. Высокий статус старшего подчёркивали два амулета, выполненные из кожи и дерева. Символы, изображённые на них, имели право носить только жрецы первой касты храма Архиса, возглавляемые верховным жрецом – санторием. На его фоне младший выглядел скромным подмастерьем, без амулетов, татуировок, перстней и прочих знаков отличия.

Оба ловко спрыгнули на землю и огляделись. Их окружал влажный хвощевой лес Бантолии. Здесь травянистые хвощи превращались в деревья с высоченными крепкими стволами с чётким чередованием узлов и междоузлий. В узлах располагались ветви, словно симметричные рёбра зонтов, а на них – мутовки листьев, напоминающих кожаные ремни. Густая листва не позволяла солнечному свету проникать сквозь них, и у земли стояла тенистая прохлада. От хвощевых деревьев исходил солоноватый запах, а из поскрипывающих крон доносились одинокие трели птиц.