← К описанию

Сева Голубев - Я скоро проснусь



– Как тебе вообще пришла в голову эта идея? – спросил Макс, сдувая пенную шапку со стакана пива.

Толпа футбольных фанатов столпилась вокруг телевизора и разочарованно ревела, сотрясая стены бара. Их крики заглушили мой ответ:

– Я увидел её во сне, – признался я с неловкой улыбкой.

Ответ звучал настолько банально, что в любом другом контексте мог бы стоить мне должности главы креативного отдела. К счастью, его слышал только Макс.

В нашей дружбе я был уверен даже больше, чем в завтрашнем восходе солнца. Мы всё ещё сидели вдвоем в баре и праздновали очередной удачный контракт с группой толстосумов – несмотря на то, что теперь я был начальником, а он всё ещё мелкий клерк.

Правда, теперь он не бегал по поручениям для своего старого шефа с двойным подбородком. Максу было тридцать пять, он начал лысеть, а его университетский приятель, с которым он когда-то пил пиво после пар, стал его боссом.

Если наша дружба пережила это, то пусть хоть завтра солнце упадёт с неба – Макс всё равно останется единственным человеком, на которого я могу положиться.

– Да не гони, Менделеев хренов, – расхохотался он и боднул меня плечом так, что я едва не свалился со стула. – Никогда не поверю, что всю концепцию тебе Морфей нашептал.

– Не всю, конечно, – признал я. – Но ключевые образы: красные туфли, алый силуэт птицы, восход. А дальше – знаешь, включается природный талант и честно заработанные потом и бессонными ночами навыки.

Я самодовольно отхлебнул пиво, а Макс тем временем плавно перешёл к рассказу о девушке, которую подцепил в клубе накануне. Теперь он не заткнётся до приезда такси.

Мои сны с детства были яркими. Всё, что я впитывал за день – книжки, мультики, ругань соседей, обрывки взрослых разговоров, страшилки, которыми делились во дворе старшие дети – к ночи преломлялось в сознании, сливаясь в единое полотно под холодным светом луны.

Я видел города, столь волшебные, что даже сейчас при воспоминании о них захватывает дыхание. А монстры, ночные чудовища – вытянутые, перекошенные ведьмы из сухих веток и пыльных тряпок с бабушкиного чердака – до сих пор вызывают мурашки в основании черепа.

С детства мне говорили, что с возрастом всё становится скучным: краски тускнеют, жизнь приедается. Бытовуха пожирает даже сны. Я ждал этого с ужасом.

Но хотя образы менялись – ковбои и динозавры уступали место русалкам и нуарным незнакомкам – яркость снов не угасала.

Порой, открывая утром глаза, я испытывал гнетущую тоску по миру грёз, настолько, что жалел: моя настоящая жизнь ещё не закончилась.

Я верил, по-детски, что после смерти проснусь под деревом, на залитым солнцем зеленом холме, и увижу город, полный чудес, где меня ждут приключения.

Но это потом. А пока – дети, которых нужно отвезти в детский сад и костюм, который нужно закинуть в химчистку. Главное не перепутать.

Наверное, именно эта особенность и привела меня в рекламный бизнес.

Подростком я пытался писать истории, вдохновляясь своими снами. Хотел приоткрыть другим дверь в тот волшебный, странный, внутренний мир. Но мне не хватало усидчивости.

То, что во сне казалось логичным и захватывающим, при попытке перенести на бумагу разваливалось на бессвязные, пульсирующие фрагменты.

Выходили лишь яркие, но бессмысленные обрывки. На полноценную историю их не хватало.

Зато теперь, щелкая по каналам или листая новостную ленту, я то и дело натыкаюсь на образы из тех самых снов – они продают очередной бессмысленный товар очередному уставшему человеку, обещая превратить его серую жизнь в захватывающий мир грез.


Прошла неделя после заключения той самой сделки, которую коллеги по индустрии уже называли «сделкой года». Всё шло как обычно.

Пока однажды утром я не проснулся с тягостным, тревожным ощущением, сжимающей грудную клетку. Первая мысль была банальной и панической: «Я слишком молод, чтобы умереть от инфаркта». Но паника длилась всего несколько секунд – кровь, гудевшая в ушах, постепенно улеглась, и я смог расслышать собственные мысли.