Ильдус Муслимов - Я ей в глаза раскаявшись смотрел… Стихи о жизни
© Ильдус Муслимов, 2024
ISBN 978-5-0062-6351-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В аду
Из боя я вышел живым.
«Повезло? Или Богу так надо?» —
Думал я. Став таким же седым,
Как та мелкая пыль Сталинградского ада.
Мы держали атаки и отбили их все!
Поплатившись десятками жизней!
Чьи тела и сейчас там. На той полосе,
Где убитых прикрыл собой иней.
Каждый метр земли кровью тут окроплён.
Каждый дом, та же Брестская крепость.
Штрафники говорят: «Не живёт батальон,
Больше суток. Такая вот смертность…».
В поредевшем строю вперемешку стоят,
Молодые и кто повзрослее.
Повидавшие смерть умирать не хотят,
Но воюют себя не жалея.
Лейтенант был – пацан. На год младше меня.
Из училища. Выглядел смелым.
Он войну начал взводным. И пробыв им три дня,
Жизнь свою оборвал самострелом.
Ох и жаль мне его. Но война, что палач:
Рубит головы в суть не вникая.
Завернув тело ночью в простреленный плащ,
Лейтенанта того закопал я.
Мы держали атаки и отбили их все!
Поплатившись десятками жизней!
Чьи тела и сейчас там. На той полосе,
Где убитых прикрыл собой иней.
У вечного огня
Из всех тех драк, в которых дрался я,
Одна на памяти: у вечного огня.
Когда у стелы, павших на войне,
Подонки жарили сосиски на огне.
Что говорить. Признаюсь честно, как назло,
Я был один. А их полно. Им повезло.
И чтобы вежливым в сердцах у них остаться,
Я попросил всю эту кодлу рассосаться.
Тот, кто у них гляделся центровым,
Гнусливым голосом, прикинувшись блатным.
Мне промычал, под хохот гопоты:
«Ты перед кем тут, дятел, гнёшь свои понты?!»
Я быстро понял: по-хорошему нельзя,
И пожалел, что не со мной мои друзья.
Но делать нечего, и к стеле встав спиной,
Я, как погибшие солдаты принял бой.
Имея опыт, уличных всех драк,
Собрал всю мощь в себе, костлявый мой кулак.
И хоть бил жёстко, но закон я соблюдал,
Всех, кто упал, клянусь – не добивал!
Минут пятнадцать кувыркались мы клубком.
Все исцарапаны. А кто-то с синяком.
И тут один, из этих сучьих рож,
Вдруг изловчился и всадил в живот мой – нож!
Земля качнулась и я, сделав шаг упал!
Почти у стелы, на тот самый пьедестал!
Где пламя жаркое от вечного огня,
Вы не поверите, согрело так меня.
Была больница. Там, в поту и весь дрожа,
Лежал как будто я на лезвии ножа.
И вот я выжил. А со мной спина к спине,
Стоят всё те же, кто погиб на той войне.
Заколоченный дом
В заколоченном доме никто не живёт.
В заколоченном доме заколоченный вход.
А когда-то тут жизнь, родилась и жила,
И в колонке, что рядом, водица текла.
В казане на печи щи варились на всех!
Здесь бывал женский плач. И звенел детский смех!
Из него уходили в сорок первом на фронт,
Ну а те, кто вернулись, продолжали свой род.
Спозаранок молились. Пыль сдувая с икон,
И надеялся всякий, что теперь то уж он.
Будет Богом прощённый. И услышанный им.
И откроются двери ко всем благам земным.
Но на всякий там случай, мастерили портрет.
Фотографию Сталина, взяв из тех же газет.
Зная точно: за это, нет расстрельных статей,
Ну, а значит нет срока! Тюрем нет! Лагерей!
Он как тот оберег с мощной силой своей!
Сохранит от ненастья, от случайных смертей!
Даст работу, а голод, стороной-то пройдёт.
И глядишь чьи-то жизни второпях заберёт!
И портрет сей висел в каждом доме. В углу.
А пришедших гостей, провожали к столу.
Те, приметив вождя у креста, где Христос,
На того, кто кормил их, не писали донос.
Артобстрел
Тот жаркий бой, уж точно не забыть.
Мы залегли. Во ржи. У кромки поля.
«Пришла пора ржануху молотить…» —
Сказал мой друг, кивнув мне на колосья.
Наш разговор прервался сам собой.
Артподготовка вражеская, в хлам!
Нас покромсав, присыпала землёй,
Но умирать, как видно, рано нам.
У немцев цель на каждый день – одна:
Обстрел позиций, танки. И потом пехота.
А наша цель – священная война!
Чтобы закончить мытарства народа.
Кто выжил, те карабкаются вверх,
Где слышен рокот танковых моторов!
Гранаты есть, но только не у всех,
Как нет и времени, теперь для разговоров.
Фермер
Где край терпения никто не знает толком,