Андрей Ткачев - Взыщите Бога. Путь к вере и будущее современного мира

Православие органически присутствует в целом ряде стран, где оно является плодом многолетнего духовного труда. Оно сформировало целый ряд национальностей и народностей, как, например, в Сербии, Грузии. После катаклизмов XX века православие распространилось по всему миру и сегодня присутствует на всех континентах, даже в тех странах, где оно исторически отсутствовало до недавнего времени – например, в странах Латинской Америки или Центральной Африке. Надо говорить о православии в его вселенском измерении, о его присутствии на сегодняшний момент повсюду, о кафоличности – для того чтобы выйти за рамки привычного отношения к нему только как к русской вере.

Православие распространялось за границу, за рубежи России в основном после революции, когда были массовые репрессии и вынужденные беженцы. Создавалось очень много наших церквей за рубежом, приходов, общин. А если бы этого не было, распространилась бы так Русская Православная Церковь?

При сохранении дореволюционных тенденций скорее нет. То умонастроение, которое царило в нашей Церкви до революции, отличалось спокойным благодушием. А зачем куда-то еще идти, что-то делать, когда нас так много и мы занимаем одну пятую ойкумены? У Российской империи и так был архибольшой проект – христианизация инородцев, то есть всех тех, кто жил за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке – ханты, манси, алтайцы, чукчи, эвенки… Была поставлена цель охватить эти огромные пространства православной миссией. Нужно было принести к ним и букварь, и медицинскую аптечку, а также научить их молиться, веровать и так далее, что было достаточно успешно сделано. Была алтайская миссия в XIX веке, потом на Севере. Церковь хорошо потрудилась на Дальнем Востоке. Но о том, чтобы выйти за рубежи империи – мысли такой не было.

Но, видимо, Бог думал за нас. Метла Божья вымела за пределы Российской империи огромное количество людей необычных. Попали туда и архиереи, и архимандриты, игумены, монахи, религиозные философы: Шестов, Ильин, Бердяев, Булгаков. Они свободно говорили на разных языках, читали лекции на французском, английском, немецком. И они «заразили» западный мир влюбленностью в Христа и свежим религиозным чувством. Поэтому святой Иоанн (Максимович) Шанхайский говорил своим соотечественникам: вы не в изгнании, вы в послании. У вас ничего не осталось, но у вас есть вера, и вы теперь обязаны жить по вере, поскольку многие из вас наказаны именно за то, что по вере не жили дома. Жили чем хочешь: картами, политикой, псовой охотой, любовными интригами, а верой жили мало. И когда эту массу вышвырнуло за рубеж, они вдруг очнулись и схватились за веру, кроме которой, ничего не осталось. Они начали каяться.

Ностальгия – тетка вредная. Она из кого хочешь слезы выжмет. Ты залепетал: Господи, прости меня, Господи, помилуй меня, и пришел в церковь – это все, что тебе от родины осталось. Но потом оказалось, что русские на Западе полезны. Ведь русские – талантливейшие люди. Русские эмигранты, к примеру, привезли в Калифорнию искусство виноделия из Крыма. А в Белграде, например, было огромное количество наших архитекторов, они застраивали сербскую столицу. Один Рахманинов чего стоит из того поколения изгнанников или Шаляпин. Американская цивилизация – цивилизация машин – высокооктановым бензином обязана ученому-химику Ипатьеву (брату того инженера, в доме которого убили царскую семью). Вертолетостроение в Штатах обязано Игорю Сикорскому, и так далее. Бог русских выгнал за рубеж за коллективные грехи на родине. Выгнал, чтобы они покаялись и попутно мир обогатили.

Люди, живущие за рубежом, – они иногда гораздо более русские, чем люди, живущие дома. Им дорого дается все. У нас все слишком легко: вышел из дому, завернул за угол – церковь. Дальше – монастырь. За ним – церковная лавка, еще церковь. А в стране изгнания надо рано встать, найти по карте ближайшую православную церковь, до которой 250–300 миль. Часто не поездишь. Но раз в две недели, раз в месяц в пять часов утра подъем – и триста миль до русской церкви. Вот так и живешь. Говоришь: эх, я, бессовестный. А ведь в Иркутске жил через дорогу от храма, но мне это не надо было. Это великая трагедия нашей жизни, но трагедия оптимистическая. И еще момент: раз ты не можешь жить по-человечески здесь, живи со слезами там.