Михаил Рагимов - Высокие устремления. Высокие отношения-2
Пролог
Автор благодарит:
Игоря Николаева
Максима Дмитриева
Максима Коннова
Артема Андреевского
Михаила Лапикова
Арлину Кинсель
Владимира Тан-Богораза
Бронислава Пилсудского
Сергея Корсуна
Алексея Лобина
Сергея Лактионова
Александра Трунина
Александра Пополднева
Отдельная благодарность Анне Вонун без которой не было бы унаков
На Севере, где Солнце умирает в черных волнах, обитает множество чудовищ.
В океане страшнее всех Кеглючин, морж с тремя бивнями, чья пища мясо, людское и звериное. Тот, чью шкуру не пробить ни луком, ни гарпуном, ни копьем «железных людей». Кеглючин приплывет после восхода, пропорет байдару клыками, ударит хвостом. Исколет бивнями тело, утащит за собой, во тьму, поглотит, изжевав плоть и разорвав ее на крохотные кусочки. Останется лишь кровавая взвесь да обломки костей.
На суше властвует Иркуйем, гигантский медведь, отец всех медведей. Зверь, чьи зубы – кинжалы, зверь, чья поступь бесшумна. Зверь, чей взгляд приносит беду на три поколения вперед, а дыхание – смерть. Иркуйем придет на закате, придавит лапой, сломает спину. Дохнет зловонным дыханьем, раздавит ужасной пастью голову, сдерет кожу, выдавит глаза. Съест живым, заставляя душу мучиться вечно. Столь велик и страшен сей ужас земли!
В небе властвует орел. Могуч размах его крыльев, остры его когти, страшен его взгляд. Орел прилетит в полдень, вцепится в хребет, поднимет выше самых высоких сосен, уронит вниз. Изорвет клювом, иссечет твердыми, как железо, крыльями, вырвет стальными когтями душу.
Но страшнее всех – человек. Человек приходит, когда захочет, не чтит ни закат, ни восход, ни полдень. Он убивает подобно любому из чудовищ, и тысячью иных способов. И страшен человек весь и всегда, ибо несет за собой смерть.
Глава 1. Бордель “Беззубая селедка”
За спиной осталась долгая дорога от стен полуразрушенного монастыря. Вместе с дорогой, позади осталось многое. И хорошее, и плохое. И то, что и рад бы забыть, да никак не получается, сколько ни пей. Впрочем, чем дальше обитель, посвященная Святой Пайперии, тем легче. Глядишь, если пройти пол-мира, и вовсе останется только легкая грусть по несбывшемуся? Лукасу хотелось в это верить.
Но, как бы-то ни было, впереди, громадной кучей гигантского муравейника, равномерно раскатанного в корявый блин по всей широкой долине, раскинулся славный город Грумант, ворота на Север.
Лукас таких портовых городов, живущих морем, видел десятки! И все они – как горшки, вышедшие из рук опытного гончара. Даже Малэрсид и Мильвессом. Разве что, побогаче.
Бухта – порою, разумеется, не одна. В бухте- корабли, суда, лодки, плоты, разбитые бочки, давние утопленники и груды гнилых водорослей. На берегу – не менее многочисленные склады и амбары с могучими замками и бдителньой стражей, хищно поглящывающей на прохожих – а вдруг ворюга, а вдруг негодяй-грабитель, или, что того хуже – засланец от соседа-конкурента?!
За скалдами и амбарами – грязные и вечно мокрые портовые кварталы, где каждый второй дом – бордель для уставшего морехода, а каждый первый – кабак, неотличимый от борделя.
А сверху – небо. То черное, то серое, то выжжено-голубое. Накопившее снег, дождь или невыносимую жару.
А в том небе – вОроны и вороны, чайки и бакланы, поморники и альбатросы с буревесниками. Где-то чернокрылых с белокрылыми поровну, где-то кого больше. Тут как сложится.
Увидел один такой город, считай, побывал во всех. Различия, конечно, есть – как же без них? Но отличий тех, если разобраться – сущая горсточка:
Где-то раскинулись приземистые акации, ощетинившиеся длинными шипами – ими, говорят, на Юге, дерутся насмерть, колют, будто стилетами, пробивая друг дружку насквозь. Где-то, тянутся к солнцу кряжистые дубы, растерявшие листву от зимних холодов. Где-то – стройные ели простирают колючие лапы. А где-то – только трава, да кривенькие кусты по пояс – так далеко Изморозь не бывал, воочию не видел. Но так писали в книгах, и так рассказывал Рыжий, который родился в таком месте.