Евгений Шорстов - Выдавленный
– Валерий Артёмович, ну что… Пришли результаты анализов, – молодой доктор медлил, сверля глазами больничную карту. Он трусливо оттягивал вердикт, потирая желтоватую бумагу тонкими длинными пальцами.
– Что там? – тихо спросил Валера, впрочем, уже мало заинтересованный в ответе доктора, чей голос казался ему каким-то неестественным, точно записанным на кассету.
– Ну… пару месяцев, не больше, – на выдохе пробубнил врач и случайно выронил карту из рук.
Листы чуть слышно ударились о деревянную столешницу. Валера вздрогнул:
– Давайте операцию делать, раз надежды нет. Хоть отсрочим…
– Валерий Артёмович… – растерянно начал доктор. – У вас рак мозга неоперабельный, метастазы к тому же, понимаете… Надо принять, Валерий Артёмович… Какое отчество у вас необычное, вроде и много Артёмов, а Артёмовичей редко встретишь.
– Что вы со мной как с ребёнком? – фыркнул Валера и поднялся.
Покачиваясь, он на ватных ногах проковылял к выходу.
– Валерий… – говорил доктор что-то ему вслед, но Валера уже не слушал.
Вечер, несмотря на лёгкий ветерок, стоял душный. Солнце ещё не успело спрятаться за горизонт, когда из дверей мрачной городской больницы вышел поникший Валера в чёрной застиранной толстовке. Он накинул капюшон и не спеша поплёлся к ближайшей автобусной остановке.
«Молока надо купить, – думал он, почёсывая больной лоб, – батона, масло…»
И вдруг поёжился. Дурацкий поход в магазин при таком диагнозе показался до того незначительным, что Валера плюнул, решил никуда не ходить и сразу отправился домой.
Теперь всё стало издевательским. Дребезжащая маршрутка медленно расшатывала его нервы: в салоне отвратительно пахло, присесть было некуда, пришлось мучиться стоя. От каждого резкого торможения хотелось закричать. А хмурые лица пассажиров виделись чересчур надменными и довольными. Валере думалось, будто все здоровые люди отчего-то единодушно разозлились на него, умирающего.
На своей остановке он первым выскочил из автобуса и побежал в сторону дома.
Знакомые стены родного подъезда подарили Валере пару мгновений доброго забвения: на несколько секунд он даже позабыл, что болен, и, запыхавшись, с лёгкой улыбкой на лице позвонил в дверь.
На пороге стояла его жена Света. Красные глаза и трясущиеся губы сразу выдали её волнение. И ужас вернулся в Валерино сердце.
Света помогла мужу разуться, усадила его за стол на кухне, села напротив и тихо, боясь рассердить, спросила:
– Ну что там, Валерочка?
– Ничего, будем жить… – отшутился он.
– Да расскажи за ради бога!
– Я там в справках не разобрался…
– Милый! – затряслась жена.
– Два… – муж осёкся, стиснув зубы.
Света сдавленно ахнула.
– Два месяца дают, солнышко, – процедил Валера, сжав кулаки. – Всё, Светочка…
Его плечи вдруг потяжелели, в груди защемило, а на глазах навернулись слёзы.
Побледневшая от ужаса Света упала на колени и обняла мужа за ноги. Она плакала навзрыд, шепча под нос какую-то неизвестную Валере молитву, а он лишь гладил безутешную жену по волосам и рассматривал догорающее солнце за квадратным кухонным окном.
– Мне пройтись бы, обдумать… – сказал Валера, когда Света немного успокоилась.
Он поцеловал её в лоб и пообещал, что скоро вернётся.
Стены подъезда больше не успокаивали, от них теперь веяло чем-то вражеским, мерзким. Валере было тошно даже смотреть на них, поэтому он поехал вниз на лифте.
В ближайшем магазине Валера схватил литровую бутылку водки и направился на кассу. Очередь из семи человек походила на бесконечную змею, у которой что не чешуйка, то гниль.
– Пропустите меня, пожалуйста, у меня только вот… – попросил Валера невысокую женщину средних лет и показал ей бутылку.
– А у меня вот, – та приподняла корзину, доверху забитую продуктами. – Стой, как все, не один ты торопишься, алкаш. Я после работы детям еду покупаю! Пропусти его… Когда ж вы все подохнете от своей водки!
Пламенный гнев обуял Валеру, его губы дрогнули. Он со злобой оттолкнул хамоватую тётку и уже хотел двинуться к кассе, как вдруг сильная рука обхватила его шею. Кто-то, стоявший сзади, решил вступиться за женщину.