Николай Баранов - Время умирать. Рязань, год 1237
© Николай Баранов, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Глава 1
Пробуждение было тяжким: затылок разламывало болью, во рту пересохло, тело затекло и плохо слушалось. Вместо того чтобы упруго вскочить, Ратьша, покряхтывая, словно старый дед, скинул с себя одеяло из медвежьей шкуры и уселся на краю ложа. Голову кружило, боль буравила затылок, однако вставать надо – нужда настоятельно звала в отхожее место. Ратьша набрал воздуху, напрягся и вскинул непослушное тело на ноги. Пошатнулся, расставил ноги пошире, пытаясь обрести равновесие, сделал первый шаг. Гладко струганные половые плахи приятно холодили подошвы ног. Он тряхнул головой, поморщился от прихлынувшей боли и решительно зашлепал босыми ногами к выходу из горницы, потом – по коридору до заветной дверцы.
После совершения нужных дел малость полегчало. Даже голова стала болеть вроде меньше. Только жажда мучила по-прежнему. Поскрипывая ступенями, боярин спустился вниз по лестнице и, миновав короткий коридорчик, вошел в трапезную.
В просторном помещении дух стоял тяжелый. Длинный стол на полсотни человек до сих пор не прибран: узорчатая полотняная скатерть залита медами и бражкой, завалена обглоданными костями и объедками, вокруг которых вились мухи. По столу лениво ползали осы, то взлетая, то снова плюхаясь на ароматные лужицы пролитого меда. На полу, застеленном свежей соломой, в самых живописных позах разлеглись вчерашние бражники – дружинники боярина Ратислава. Его, Ратьши, дружинники. А вперемешку с ними – вятшие люди сельца Крепи, расположившегося рядышком с укрепленной боярской усадьбой, носящей то же название. Даже не усадьбой – небольшой крепостью, построенной Ратиславом пять лет тому назад.
С улицы в широко распахнутую двустворчатую дверь, переступив высокий порог, вошла Меланья, боярская ключница, мамка Ратислава, воспитывавшая его с самого рождения. В крупных, натруженных руках она держала изрядного размера деревянную чашу. Не сразу углядев со свету проснувшегося боярина, дошла до середины трапезной и только тут, увидев Ратьшу, нахмурившись, проворчала:
– Что, княжич, болит головушка-то?
– Да не княжич я, мамка, не княжич. Сколько говорено, – поморщившись, привычно возразил Ратислав. – В бояре – это да, пожалован. Смотри, при чужих не ляпни.
– А что мне чужие! – возвысила голос Меланья. – По рождению княжич, а быть ли, не быть князем – то как бог даст. – И уже потише и поласковей: – На-ко, испей. Чай, сушит похмелье-то? Да и от больной головы я туда травок заварила.
Ключница протянула Ратьше чашу. Тот принял ее и отхлебнул. Кисловато-солоноватый терпкий напиток погасил тлеющую внутри жажду, рассеял туман в голове.
– Хорошо! – крякнул боярин и в несколько глотков осушил посудину. – Благодарствую, спасительница, – возвращая чашу, произнес он. – Все хочу спросить: из чего сие зелье варишь?
– Уж сколько разов говаривала, княжич. Да ты, видать, опосля пиров непамятлив. Вот помру, кто тебя с похмелья выхаживать будет? Рассол капустный да клюква мятая. Хоть это запомни. Про травки даже говорить не буду, ин без толку.
– «Помру, помру», – передразнил Ратислав. – Последняя живая душа, что меня младнем знала. Нет уж, мамка, живи и здравствуй. Да и чего тебе помирать, не старуха ж еще. А давай мы тебя замуж выдадим. Вон хоть за Окула-конюха. – Боярин кивнул на возникшего в дверях здоровенного мужика, обросшего дикой черной бородой, с деревяшкой вместо левой ноги ниже колена. – Он хоть и без ноги, но мужик хоть куда. А на коне так и любого молодого за пояс заткнет. Ты как, Окул, возьмешь мою мамку в женки?
Услыхав про такую напасть, грядущую на его голову, конюх шарахнулся прочь от двери и быстро, испуганно оглядываясь, заковылял к скотьему двору, изображая, что внезапно вспомнил о каком-то неотложном деле. Дородное тело Меланьи колыхнулось в беззвучном смехе.
– Замуж? За наших? Уж больно боятся меня здешние мужички. Разве за какого пришлого просватаешь, княжич.