← К описанию

Анаис Лисай, Макс Лисай - Во имя жизни



Пролог

Крепость Орт застыла, погрузившись в сон после очередного дня войны. Сколько их уже прошло? Обитатели сбились со счёта. Но сон этот был чутким, беспокойным, напоминавшим дрёму, которая может прерваться от лёгкого шороха, шага или случайно сказанного слова. Крепость Стражей и её обитатели спали, пытаясь убежать от тяжёлой действительности, которая с каждым днём становилась всё непроглядней и невыносимей. Тишина, разрываемая случайным взмахом крыльев прилетевших воронов, желавших поглумиться над ними, царила полноправно, не терпя любых посягательств на своё величие.

Но в кабинете верховного магистра Стражей горела пара свечей, разрезая непроглядную тьму, царившую в долгие, зимние пае́нские ночи. Джон Берриган, сгорбившись, сидел в кресле за массивным деревянным столом, рассматривая донесения, полученные от войск королевы и своих мастеров. На его лбу залегли глубокие борозды морщин, а ясные, тёмно-голубые глаза заволокли тёмные тучи проблем. Новости не предвещали ничего хорошего. Рега́рдия наступала, и её полная победа становилась вопросом нескольких месяцев или даже недель. Джон провёл рукой по короткому ёжику рыжих волос. Очередное письмо королевы Дево́н Кросс пестрило мольбами возглавить объединённое войско паенцев и стражей и дать генеральное сражение под Менно́ной, пока не поздно. Она уповала сохранить Пае́нию. Но какой в этом смысл, если им грозило нечто большее, чем они могли осознать?

Джон тяжело вздохнул, его покой нарушил робко раздавшийся стук в дверь – три протяжных удара. Это был условный знак, которым пользовался его сын, Ричард. «Ну, наконец-то», – пронеслось в мыслях Джона. Время принимать решения пришло.

– Войдите, – стальной, мощный голос неестественно прозвучал в ночи.

На пороге кабинета появился Ричард. Он переминался с ноги на ногу, определённо не понимая, зачем Джон позвал его в столь поздний час. Ричарду только исполнилось двадцать пять, по меркам стражей он был ещё неоперившимся птенцом. И именно этому птенцу придётся вершить историю, сделать то, на что Джон при всей верности ордену был не способен. Но правильно ли этого требовать от Ричарда, который просто не способен ему отказать? Ответ «да» прожигал Джону душу, но выбора не было. Либо так, либо их всех ждёт гибель.

Джон бросил быстрый взгляд на сына: под тёмно-голубыми глазами залегли чёрные тени, лицо было бледным и ужасно напоминало лицо его матери, Эстель. Оба ребёнка унаследовали её черты, и только глаза были его. Джон усмехнулся, Эстель в жизни не одобрила бы этот план, как, впрочем, и любой другой. Они отдалились друг от друга давно и явно навсегда. При их редких встречах Эстель была вежлива – излишне. Идеальная жёнушка, которая не позволила бы никому усомниться в непоколебимости их отношений. Образец чистоты и благодетели, рядом с которым и служительница Богини почувствовала бы себя грязной, испорченной Ма́рволэйтом. Иногда Джон задавался вопросом: когда пропала та страсть, которая обуревала при виде жены. С годами мысль, что их брак был навязан условностями, всё больше укоренялась в сознании. Она не верила, не разделяла его идеи и перестала быть тихой гаванью. Да что там! Никогда не была. Про́пасть, лежащая между ними, была огромна, мостом же оставались дети, но то, что он уготовил Ричарду, Эстель никогда бы не приняла.

Ричард провёл рукой по подбородку, он недавно начал отращивать бородку. Она выглядела нелепо: насмешливо торчащие, короткие тёмно-рыжие иголки походили на катастрофу. Джон постоянно просил сбрить её и не позориться, но тот был непреклонен.

– Что случилось, отец? – нарушил молчание Ричард. – А́ртур был взволнован, когда передал послание от тебя.

Ричард попытался подавить зевоту, он явно спал, когда Артур его разбудил. Что же, возможно, сын сквозь дрёму будет податлив.

– Ничего нового. – Джон ухмыльнулся.

Ричард вопросительно посмотрел на него. В глазах засияло непонимание. Джон покачал головой, упрямый Ричард не всегда был готов оценить его иронию. Если бы Рэйчел была старше, то он бы повесил это бремя на неё, а ещё лучше было бы, чтобы Гарретт был жив. Неисполнимые мечты, горько отравляющие его сознание.