Юрий КАРАНИН - Верст. Позывной «Верст»

– Серафима-то будет на поминках? – Голодной куме свое на уме. Не известно, откуда, но откуда-то вчера поплыли, или приплыли, – это уж кому, как нравится, – по Днепру бревна. Много бревен, да еще каких! – как на подбор – вот, троица трудников и расстаралась сверх меры. Ну, Алексию и Константину – хоть бы хны, а вот Митрию – ложись да помирай. А посему и вопрос не праздный, – у Серафимы, – известно, – рука легкая.

– Должна быть. – Да, только вот, не успел Алексий ответить.

– Обещалась. – «Ну, и голосина! Ему бы в церковном хоре петь». Алексей, он же Алексий, – так, как Анисим нарек, – невольно вздрогнул от ответа над головой, но уже понял, что вопрос назначался не ему, только ею же и покачал да пробурчал, как бы, безразлично. – Тебя бы только за смертью посылать.

– А чего за ней посылать? Когда надо, она сама приходит. К «Вещему Олегу» вчера пришла. – По обыкновению своему, не полез за словом в карман Константин, протискиваясь в кованую, узковатую для него, дверь. – Обещалась прийти завтра утречком.

– Смерть? – Оно и получилось бы шуткой, да вдруг по всем прошелся озноб великий, даже Ольгу, что на реку отправлялась, зацепил по пути.

– Почто, смерть? Серафима. – Константин поднатужился и отжал-таки все еще не приработанную створку железной двери.

– Тише ты. С корнями дверь выворотишь. Чего, спрашиваю, долго ходил? – Алексий все еще не отошел от оторопи: для своего центнера с гаком Константин всегда ступает неслышно, даже изящно, и оказывается возле тебя, когда его не ждут, что и вытворил сию минуту.

– Ну, так ведь, Серафиму ждал. Сам же велел, а она у Захарьиной заночевала. Сердечко у той сильно прихватило.

– Поди-ка, и к Олегу заглянул? Кузнеца позвал?

– Не нашел я его. Вы на станицу-то сегодня смотрели? ВСУшники туда чуть свет нагрянули, – как у себя дома, по хатам шастают, – курей и порося, которых спрятать не успели, всех половили. Теперь мужчин, кто сам скрыться не успел, отлавливают, – ну, и, как водится, кто бойкими оказались, попрятались по нычкам своим. Мыкола тоже успел в свою нычку забиться, а куда, никто не знает. Или не говорят. Да и мне отсвечиваться резона совсем не было, – сам едва не влип, как кур в ощип.

– Что так? – Все еще легкомысленно вопрошал Алексий, не отрываясь от работы, и не поднимая на Константина глаз.

– Так, с Крамарем старшим нос к носу столкнулись. Он зеньки-то уже залил, и пока соображал, что к чему, я успел пятки смазать. Он очухался-таки, – за мной погоню учинил, Ох! и лютовал, а что толку?

– Много их там? – Чувствуя, что «дело начинает пахнуть керосином», оторвался-таки от своего занятия Алексий.

– Кого? Крамарей?

– ВСУшников.

– Много, кажись. Пять танков, – точно, – видел, сколько-то бронемашин, два топливозаправщика. И эту, – как ее? – «Град» в саду углядел. Но ведь я не все высмотрел, и людей – не сосчитал, сколько, но немало: кавказцы в основном, но и украинцев хватает.

– Это что же? За людями на танках приехали? – Несколько едко подал из-за куста голос Дмитрий, он Митрий, как его именовал Анисим, или Митрий, как здали его Алексий и Константин.

– Не доложили мне, однако. – В тон ответил Константин. – Но видел, как двоих скрученных привели.

– Так уж, и разглядеть успел? – Усмехнулся Митрий. Он уже проковылял по узенькой тропе и, охая, присоединился к друзьям.

– Так и успел. Укропы умудрились где-то горилки раздобыть, – у Коня, – думаю, – и теперь шатаются по станице аки … – Он одним глазом заметил замершую на подходе Ольгу, и потому только усмехнулся, – Аки белье по Днепру. А чечены в строгости себя держат, – все трезвые, как стеклышко. Кучкуются маленькими группами, по-своему лопочут.

– И что им надобно в наших краях? Давненько не забредали сюда. – Митрий, наконец-то, на скамье пристроился, и постанывать перестал. – Никак, русские отступили?