Юрий Звягин - Великий путь из варяг в греки

Из ниоткуда в никуда, из ни оттуда в ни туда, —

Куда-нибудь лишь бы плыть, лишь бы плыть

(Михаил Щербаков. Баб-эль-Мандебский пролив)

Вообще-то исторические изыскания не полагается начинать с описания того, как автор дошел до жизни такой. Но, видать, моя журналистская профессия накладывает отпечаток, тянет рассказать читателю, с чего все началось.

А началось все в августе 2001 года. Автор данной работы переправлялся на лодке через Волхов, следуя из Старой Ладоги (излюбленной «древней столицы Руси» наших норманистов) в Любшу. Это городище, кстати, до сих пор для подавляющего большинства остается «тerra incognita», хотя располагается наискосок от Ладоги, ближе к устью Волохова. И было построено значительно раньше, став, между прочим, самым северным городом славян. Я сам о Любше услышал только в тот день, что не могло не настроить на ожидание нового.

И это новое не заставило себя долго ждать. К своему удивлению, я обратил внимание, что Волхов катит волны не с юга на север, а совсем наоборот. И лодку нашу сносит не к устью, а «вверх по течению». Простите, какому течению?

– А-а, это здесь бывает, – спокойно отреагировал на мое удивленное восклицание взявшийся доставить меня на тот берег археолог из экспедиции Евгения Рябинина. – Кстати, и в летописях есть упоминание, что Волхов иногда течет в обратную сторону.

«А ведь действительно, мне же об этом говорил знакомый волховский краевед, – вспомнил я. – Просто я тогда внимания не обратил, пока сам не увидел».

Тут невольно всплыла мысль: а не мог ли Волхов когда-то течь в противоположную сторону постоянно? Ведь это бы изменило коренным образом ситуацию, допустим, на Ильмени. Окружающую его огромную впадину и так каждую весну заливает настолько, что народ чуть не по колено в воде бродит (опять-таки сам не раз видел). А поверни Волхов вспять, и Приильменье совсем зальет. Останутся только отдельные островки. Как раз подходяще для традиционного скандинавского названия Новгорода – Хольмгарда, трактуемого обычно как «огороженное поселение на острове».

А потом была Любша, удобно примостившаяся на высоком береговом холме. Кстати, именно так расположены, к примеру, Ямбург или Ивангород. То есть крепости хотя и более поздние по времени создания, но, определенно, русские. Совсем по-другому стоят Карела и Выборг, со всей очевидностью построенные не славянами. И, между прочим, не так стоит Ладога, скорее жмущаяся к воде, как и Карела. «Ладога – поселение скандинавское, а Любша – славянское», – уверяли меня ребята из экспедиции Рябинина, буквально на одном энтузиазме раскапывавшие этот «самый северный форпост славянства». И ссылались на отсутствие каких-нибудь находок, которые можно было бы связать с норманнами, а также на типично чешскую технологию возведения любшинских стен. По их мнению, между любшанами и ладожанами была война (следы большого пожара есть и там, и здесь), закончившаяся поражением первых, и только потому город не выжил.

Следующая мысль: а чего это оба города стоят так далеко от берега Ладоги? И ведь не скажешь, что стерегут пороги, там расположено свое городище, даже несколько. Зато к Ладоге (а тем более к Любше) подходит глинт – старый берег Ладожского озера (Глинт – обрыв плато, протягивающийся вдоль южного берега Финского залива Балтийского моря и далее до Ладожского озера). Так, может, он не такой уж старый и в VIII–IX веках зеркало озера было значительно выше?

В то время я еще не сталкивался с подобной гипотезой, хотя за последний год дважды натыкался на такое утверждение. К примеру: «Дело в том, что Нева в геологическом отношении река молодая. Она образовалась не позже V–VI вв. В период дюнкерской трансгрессии… в результате подъема Балтийского кристаллического щита, сообщение Балтийского моря и Ладожского озера на время прервалось. В результате переполнения чаши озера образовалась дельта прорыва в районе Петрокрепости с образованием новой реки Невы»