Елена Маруфенина - Ведьмёныш

Душно! Хоть бы включили кондиционер! На улице жара, разгорячённые люди заходят в помещение, от этого становится ещё жарче. Очередь перед кабинетами не уменьшается. Они что, издеваются? А ведь это детская поликлиника! Ждать в очереди и так тяжело, а тут ещё и духота. Дети капризничают.

Мы с моим сыном, Минькой, сидим в очереди к невропатологу. Миньке уже шесть лет, но он так и не разговаривает. Нет, со мной наедине он не молчит. Говорит чётко, знает стихи и песни, читает по слогам и свободно считает до ста. Дома это вполне здоровый ребёнок. Но среди людей… Минька всегда крепко держит меня за руку, как будто боится потеряться. Никогда никому ни слова не скажет.

Когда ему было три года, я попыталась отдать его в детский сад. Как матери-одиночке мне дали место в саду рядом с домом. Отвела его, он не плакал, а просто забился в угол и просидел там три часа. Молча. Как только воспитательница подходила к нему, он сжимался в комочек и начинал интенсивно трясти головой. И всё молча. Тогда нас и отправили на обследование. В сад просили не приходить, пока не поставим диагноз.

Я и раньше замечала за малышом странности. С детками он не играл, и когда я пыталась водить его на детскую площадку, он просто сидел рядом со мной на лавочке. Миньке очень нравилось гулять в самых отдалённых уголках парка, где не было людей. Тогда он отпускал мою руку и счастливый бегал между деревьями, собирая цветочки, листочки, корешочки. Всё это приносилось домой, раскладывалось на подоконнике и уже в сухом виде укладывалось в коробочки. Для этих целей в магазине были закуплены разные контейнеры. Пока сын не умел писать, все контейнеры подписывала я. Он придумывал им такие смешные названия, например, змееголов или пробой. Что за травка пробой? Я специально посмотрела в справочнике, нет такой. Были и знакомые названия, спорыш, душица. Почему маленькому мальчику нравилось собирать травы, не понятно. Но как говорится, чем бы дитя ни тешилось…

Детки в очереди всё больше капризничали, а Минька сидел рядом со мной, как взрослый. Обливаясь потом, переносил жару. Он вообще к жизни относился философски. Есть хорошо, нет тоже хорошо.

В сыне беспокоила одна особенность. Когда он оставался в своей комнате один, то с кем-то разговаривал. Сначала я думала, что это игрушки, но потом поняла, что дети так не говорят. Создавалось впечатление, что в комнате с ним находится взрослый человек, а иногда и не один.

Уж сколько раз я пыталась поймать, с кем общается мой сын, но это было бесполезно. Как бы неожиданно я ни входила в комнату, Минька всегда был один. Иногда даже речь свою не прерывал, спокойно, глянув на меня, досказывал свою мысль. Поначалу волосы дыбом становились, но сейчас я уже не обращаю на это внимания.

Наконец, наша очередь подошла. В кабинете было прохладно, и я с облегчением вздохнула.

– Ну что, все анализы сдали? – обратилась ко мне врач. Это была полная женщина с красиво уложенными волосами, модно выщипанными и подкрашенными бровями. Однако её светлые волоски бровей некрасиво торчали над краской, а ярко-синие накрашенные ресницы делали глаза маленькими. Зачем женщины так себя уродуют? Неужели они не смотрят в зеркало?

Я вздохнула и протянула кипу бумаг – все анализы, которые мы с Минькой сдавали в течение месяца.

Позавчера, когда мы ходили на очередную сдачу крови, Миня уже начал возмущаться.

– Мам, ну сколько можно? Здоров я. Просто не хочу общаться с живыми людьми, ничему хорошему они меня не научат.

– Миня! – воскликнула я. – Что значит «с живыми»? Ты вообще ни с кем не хочешь общаться. А как же школа?

– В школу не пойду. Пусть учитель приходит на дом. Я буду его слушать. Может быть, даже отвечать. Мам, нам и так хорошо. – Миня обнял меня и чмокнул в щёку. – Прими меня таким, какой я есть.