Владимир Дубинин - Васильки

Дом рассыпался в пыль и крошево.

Ни обнять, ни прильнуть, ни прийти.

Мне Победа досталась недёшево.

Где же вы, дорогие мои?

Где те два непоседливых бантика

С васильковой весёлостью глаз?

Там, на фронте, бывало, что ранили,

А убили вот только сейчас.

Ярость кончилась, нет в сердце ярости.

Это там, средь окопов, кипел,

У меня к жизни нет больше жадности,

Словно я вместе с домом сгорел.

Лучше б я в обороне, в атаке ли,

Сгинул со свету. Так бы – как раз.

Знаю я, обо мне бы вы плакали,

Но зато я б продолжился в вас.

Только вы мне мои драгоценности,

Лишь за вами хоть в пекло готов.

Где найти теперь столько смиренности,

Коль отняли основу основ?..

Где же ты, Богом мне наречённая,

Что ж вас всех-то война забрала?

И судьба, если столь благосклонная,

Что ж не Вас, а меня сберегла?!!

Пусть Победой весна ослепительна,

Пред собою не вижу ни зги…

Вот бы слёзы ладошками вытерли,

И прижались ко мне васильки…

Я не герой, я не герой.

Иду вперёд, и все за мной.

Упал на грунт, а все идут.

Меня не ждут. Меня не ждут.

Земля дрожит, земля горит,

А я лежу. Я не убит.

Я не могу ни встать, ни сесть.

Могу смотреть. Смотреть. Смотреть.

Травинка бьётся мне в лицо,

Гранату б дёрнуть за кольцо

И замахнуть её к врагу!

Но не могу. Но не могу.

Вдали бегут, бегут вблизи,

Бегут товарищи мои.

Кричат: "Ура!", – и шум, и гром,

А я лежу и вижу дом.

Я вижу, сын ко мне идёт,

Сестрёнку малую ведёт,

За ними милая моя

Зовёт меня, зовёт меня.

Как будто не было письма,

Где дома нет, где дальше тьма,

Где в горле крик, где плач в душе,

Где жив, но не живу уже.

Сын рядом сел, припал ко мне,

А я прижал его к себе

И запах чувствовал родной.

Пришёл домой. Пришёл домой.

Тишина навалилась в окопы,

Воздух летний, как в детстве, звенел.

Напевал тихо песенку ротный

И в бескрайнее небо смотрел.

Синева разливалась над степью,

Ветер волны катил по траве,

Отчего-то казалось нелепо

Думать прямо сейчас о войне.

Вспоминалось душистое поле,

Где устало лежал на скирде,

Там, где небо в размах голубое

Отражалось простором во мне.

Вспоминалось, как шёл по дороге,

Землю чувствуя босиком,

И всё было уютно знакомым,

Каждый шаг был щекотно знаком.

Вспоминалось, как мама выходит,

За калиткой распустит платок.

Вспоминалось, как голос выводит

В тёплых сумерках нежно: "Сыно-о-ок!"

Я бежал к ней на голос упруго,

Залетал в хлебом пахнущий дом

И впивался со смехом в краюху,

Запивая её молоком.

Простынь хрусткая свежестью пахла,

Сон вливался в меня синевой,

За окном разгоралась лампадно

Ночь серебряной полной луной.

Как же было тогда беззаботно…

А в сгущающейся тишине

Рядом тихо пел песенку ротный,

Мне напомнив, что я на войне.

Сегодня особенно трудный вторник,

Авиабомбы и артналёт.

К штурму готовится враг повторно,

При первом штурме он в поле лёг.

Два офицера потеряны нами

И девять потеряно рядовых,

Раненых крепко стянули бинтами,

В окопы спрятав среди живых.

В копоти лица, в пыли гимнастёрки,

Вымотал многих минувший бой,

И слышно среди бойцов негромкий

Идёт разговор под снарядов вой.

«Сашка-то, видел? Крепкий парнишка,

Всё делает так, как его научил.

Одиннадцать лет ведь, совсем мальчишка,

А не испугался и не забыл.»

«Я утром его направил сегодня

В штаб тыла с докладом, чтоб бой переждал.

А он доложил и вернулся, негодник,

И в самое пекло с нами попал.»

Сильней затянувшись трофейной махоркой,

Взглянул старшина на сидящих солдат,

Продолжил по-прежнему также негромко:

«А Сашка-то нынче родился, ребят.»

«Да ну!»

«Именины?»

«Что ж ты, Иваныч,

Заранее, что ли, не мог рассказать?»

«Шустрый он больно, смешал мои планы.

Отбили бы фрицев, потом поздравлять.

Но, раз уж он здесь, предлагаю не мешкать,

Я справил ему на размер сапоги

И прочую форму справил, конечно.

Доронин Семён, мальца позови».

Семён по окопу пошёл пригибаясь,

Туда, где стоял пулемётный расчёт.

Он думал о том, про себя улыбаясь,

Как именинника позовёт.

В кармане Семёна гармошка губная,

В тряпицу завёрнутый шоколад,

Он шёл по окопу, уже предвкушая,