Кристина Юраш - Василиса из рода Ягинь

Когда она вошла в деревню, все песни смолкли, и наступила настороженная и тревожная тишина.

Было слышно, как матери подзывают своих детей, а те сбегаются, как цыплята под пестрые платки.

– Ванко! Ванко! – кричал охрипший женский голос.

Прямо по дороге спешил к протянутой материнской руке мальчонка в длинной рубахе, чтобы тут же юркнуть за мать, чтобы потом опасливо оттуда выглянуть.

– Мама, а кто это? – слышался перепуганный детский шепот. Грязный палец указывал на странную девушку, которая вошла в деревню, минуя караульную башню. Сама она была странной, белой-белой. Не чета загорелым крестьянкам с огрубевшими руками. Тонкая, как березка, худющая с расправленными плечами.

Тяжкий труд уже заставил сгорбиться половину женщин, а она шла ровная, словно не знала ни сохи, ни плуга, не таскала ведра из колодца, не горбилась над вышивкой.

– Тише, тише, – шипели матери, не сводя глаз с незнакомки.

Незнакомка шла, осматриваясь по сторонам. Деревня затихла, глядя на незваную гостью. Даже парни с девушками, которые до этого запевали песни и смеялись на завалинке возле одной избы, умолкли, провожая взглядом невысокую фигуру.

– Страшно, матушка! – вжимались дети, но при этом с любопытством смотрели на девушку. А ведь было на что смотреть!

Ростом она была не дюжа, лицом бела. В светлой косе пестрели заговоренные ленты. Длинный сарафан, расшитый защитными узорами, шуршал по утренней росе. Большие голубые глаза с удивлением осматривали просевшие крыши, кривые окна и собак, которые, словно с цепи сорвались, едва почуяв незнакомые запах. Они разрывались хриплым лаем, учуяв то, что не чуяли люди. Запах навьих.

В руках у девицы был посох, увенчанный человеческим черепом. На голове мрачный кокошник, словно костяные пальцы, оплетённые паутиной. А может, то они и были. Кто ж знал!

На плече гостьи дремал огромный черный филин.

– Это ж василиса, – испуганно перешептывался люд, пока василиса обводила взглядом убогие бревенчатые дома и тех, кто высыпал из них поглазеть.

Близко к ней не подходили. Сторонились. Опасались.

Гостей в деревне мало бывало. Да и от тех, что бывали жди беды.

– Ходят василисы, детей воруют, – слышался трусливый шепот за спиной. – Из лесу приходят… Говорят, что сами они – сила нечистая… Тише-тише… Зачем пришла? А кто знает? Неужто у кого-то домовой расшалился?

– Чем обязаны, – послышался громкий голос седого мужика, который снимал с себя шапку, обнажая взъерошенные волосы. – Староста Бадейка…

– Из лесу вышла, тропами нехожими и погаными шла, – не мог успокоиться люд, вытаращив глаза на страшный череп, украсивший посох. На мгновенье он сверкнул глазами. – Гиблыми… По таким пройдешь там и сгинешь. А ей ничего! Хоть бы хны!

– Здравия вам, – послышался голос василисы. Она стояла посреди деревни. – Староста…

– С чем пожаловали? – дрожащим голосом спросил староста, пока где-то отчаянно кричал петух и лаяли собаки.

Высокая бревенчатая смотровая башня в самом центре деревни смотрела сразу во все стороны Черного Леса.

– Бом, бом, бом, – опомнился звонарь, дергая за язык старинный тревожный колокол. Гулкие удары возвещали пожар, свадьбу, похороны, приход чужаков, нападение и прочие важные для деревни события.

Раскатистый звон поднял перепуганных птиц, которые тут же вспорхнули в сумрачное, затянутое утренней дымкой, небо и разлетелись над древним лесом.

– В Красный Посад иду, – ответила василиса, с удивлением глядя на людей.

– Я же тебе говорил, – послышался негромкий голос Филина. – Деревня, это тебе не лес. – Народу много, шуму много, толку мало. Привыкай. Ну… Че молчишь? Давай, про беды спрашивай! Что я тебя должен за язык тянуть!

– Может, беда какая у вас приключилась? – спросила василиса, а голос ее чуть не дрогнул. – Рассказывайте, люди, добрые… Помогу, чем смогу…

– Не бесплатно, – пихал головой филин, делая вид, что крепко спит и ворочается во сне. – Сколько тебя учить надо! Ой, чую, без меня ты с голоду помрешь! Я – то себе мышь поймаю! Ты не переживай! Но не поделюсь! Будешь сосать мышиные косточки!