← К описанию

Александр Бутенин - В тот день, когда пришла война



© Александр Бутенин, 2020


ISBN 978-5-4498-7479-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мой дед – пулеметчик

Был дед музыкантом,

с изрядным талантом

на всех инструментах играл.

Баяном, гитарой

и юных и старых

не раз вкруг себя собирал.


Ему бы учиться…

Война в дом стучится,

и всем не до песен уже.

Стал дед – пулеметчик,

его легкий почерк

из писем – мне так по душе!


В бою он нередко

давил на гашетку,

как будто на клавиши жал.

Фашистам навстречу

прицельно, – отмечу,

слал сотни убийственных жал.


Испачкана шея

землею в траншее.

Враг страшен, упорен и лют.

Но даже в землянке,

в лесу, на полянке

тальянкой дед радовал люд.


Война в апогее,

противник все злее,

тяжелым был этот июль.

Под Курской дугою

изящной рукою

дед выпустил множество пуль.


Стреляют и в деда,

убили соседа,

щиток сейчас точно прорвет.

Но лента готова,

и музыкой снова

стрекочет его пулемет.


Сквозь годы и беды

дед верил в победу,

и вера в нем не умерла.

Но, веря со страстью,

он сам, по несчастью,

погиб после штурма Орла.


Ему чуть за тридцать

тут жить, веселиться б,

играть на гармони опять.

Эх, мне бы послушать!..

А может быть лучше —

хоть раз в жизни деда обнять…

В тот день, когда пришла война

Еще и не отлиты были

медали, звезды, ордена.

Могилы землю не изрыли

в тот день, когда пришла война.

Кто думать мог тогда о тризне?

Заканчивалась тихо ночь…

И не были миллионы жизней

из мира вычеркнуты прочь.

И не были еще известны

героев наших имена.

Не сложены стихи и песни

о них, когда пришла война.

Она пришла к нам в воскресенье

и загостилась не на год.

Среди кровавых потрясений

в огне войны воскрес народ.

Огнем крещеное начало

Все верили: войны не будет,

хотя боялись: может быть.

Но полагали всё же люди:

сумеем фрицев разгромить.


Пусть сунутся, хребет сломаем,

с границ отбросим, точно грязь.

И вот июнь пришел за маем,

грозился вермахт, не таясь.


Пустил железную лавину,

вонзил ножи, полил огнем,

и наша дрогнула плотина.

Мы отступали день за днем.


Сломавшись о стальную стену,

изрешеченные свинцом,

мы оставляли море пленных,

и горы наших мертвецов.


Еще пока надеждой жили,

что это временный урон.

Над трупами уже кружили

армады алчущих ворон.


Где нивы раньше колосились,

и где росой сверкал рассвет,

сквозь Белоруссию, Россию

тянулся гусеничный след.


Взметая в воздух пыли тучи,

ползя свиньей в миллионы рыл,

наш враг родную землю мучил,

воронки и могилы рыл.


Гонясь за толпами народа,

что убегали на восток.

Иссякли силы, но природа

дала нам времени глоток.


Нам помогли родные грозы

в минуту гибельных тревог,

проливши траурные слезы

над вереницами дорог.


Барахтаясь в болоте вязком,

зелено-серый бог войны,

тяжелым грохотом и лязгом

добил остатки тишины.


Столицу отстояли в муках

когда над ней сгустилась тьма,

пришел жертв не считавший Жуков,

с ним вместе – «генерал Зима».


И вот у немцев сдали нервы,

порвало воли тетиву.

Мороз, отвага и резервы

в конце концов, спасли Москву.


Огнем крещеное начало.

Силен фашистский исполин.

Трагедий впереди немало.

И так еще далек Берлин…

И один в поле воин

Об этом подвиге писали

подробно, точно, и не раз.

Добавлю нового едва ли,

но, чтоб его не забывали,

свой поведу в стихах рассказ.


Разгар убийственного лета.

Идет великая война.

В местечке белорусском где-то,

в восьмом часу, после рассвета

прервалась гулом тишина.


Хвостом зеленого дракона,

ломая высохшую грязь,

ползет железная колонна,

угроз не чуя и урона,

рождая грохот, шум и лязг.


Уже бывавшие в атаках,

и хладнокровные, как лед,

в бронемашинах и на танках,

сосредоточенно, без страха

германцы движутся вперед.


Пересекают речку Добрость,

впадающую в реку Сож.

За ними пристально, недобро,

и не мигая, будто кобра,

следит боец, укрывшись в рожь.


Наводчик Коля Сиротинин,

двадцатилетний паренек,

один средь поля, как в пустыне,

измазанный в земле и глине,

возле орудия залег.


Глядит на мерное движение

еще невиданных фигур.

Он даже взмок от напряжения.

Но не скрывает раздражения

сержанта мстительный прищур.


Здесь был оставлен он в заслоне

колонну немцев задержать,