А. В. Блинский, Митрофан Ильич Греков - В долинах и на высях Болгарии. Воспоминания командира 30-го Донского полка

Войны Российской империи Освобождение Болгарии 1877–1878 гг.

Генерал-майор Митрофан Ильич Греков

© Составление, А.В. Блинский, 2006.

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, 2006

Дабы не ввести читателя в заблуждение, нахожу не лишним предупредить, что эти Воспоминания были написаны мною для себя самого, но по совету одного моего доброго боевого товарища я решился их напечатать в надежде, что со временем и они, быть может, пригодятся в смысле некоторой иллюстрации в массе серьезного материала для будущего историка войны 1877-78 годов. Поэтому заранее прошу снисхождения к литературной, то есть стилистической стороне моих Записок.

Все, о чем мне теперь предстоит вести речь, записывалось в свое время кое-как, на скорую руку или верхом на коне, или на бивуаке, на мохнатой бурке, лежа на животе после утомительного перехода или сражения.

Но прежде чем начать рассказ о моем боевом времени, я позволю себе сказать несколько слов о своем прошлом.

С 1869 года, будучи в отставке, я проживал в своем поместье на Дону, занимаясь сельским хозяйством, но и за это время не переставал любить военную службу. Бывало вечером, усталый от дневных хозяйственных трудов, сидишь себе в своем деревенском кабинете; задумавшись, посмотришь на стену, где висят портретные группы всех моих полковых и школьных товарищей, и сильно подчас взгрустнется о прежней полковой жизни. А на утро, как и вчера, опять все та же толкотня с рабочими, из которой ничего не выходит.

Таковое состояние мое продолжалось до ноября месяца 1876 года, когда я приехал в станицу Каменскую, проводить своего старого доброго товарища, полковника Д. И. Орлова, который выступал с казачьим № 30-го полком в действующую армию. Я приехал к самой посадке полка в вагоны. Тут сразу сказалась мне былая, знакомая жизнь всею своею привлекательною, заманчивою стороной. И напало на меня грустное раздумье: отчего я не вместе ними? Вероятно, оно достаточно ясно выразилось и на моем лице, потому что было замечено отъезжающими друзьями.

– Что ты такой грустный? – Обратился ко мне Орлов. – Да и чего ты сидишь в деревне? Снимай-ка свое штатское платье, да надевай мундир.

Подошел добрый дедушка Кудинцев, бывший в лейб-казачьем полку вахмистром эскадрона Его Величества во время моего командования этим эскадроном. Подошел он тоже с душевным советом, идти. Приступил с такою же просьбой милый Лёля Поздеев, всегда живой и веселый. При всех этих сманиваниях и советах во мне началась борьба: и идти-то хочется, да и семью-то жаль – старую мать, жену с маленькими детьми… Но все-таки ответил я друзьям, что поеду посоветуюсь с семьей, – она тогда в Новочеркасске жила, – и если решусь, то буду телеграфировать Орлову. На том и порешили.

По приезде в Новочеркасск, когда я сказал жене о своем желании, – разумеется, слезы; но после долгих убеждений она согласилась, что лучше идти, и взяла на себя труд вести без меня наше хозяйство.

Подал я надлежащим образом прошение на Высочайшее имя и телеграфирую Орлову, прося его похлопотать о зачислении меня в его 30-й Донской полк. Просьбу мою он доложил в Кишиневе Великому Князю Главнокомандующему, на что и было получено милостивое его согласие, и так как Его Высочество знал меня лично, то и приказал послать телеграмму наказному атаману с выражением своего соизволения на зачисление меня в полк № 30-го.

Долго длилось мое определение на службу; все у меня уже было готово к походу: и лошади, и обмундировка, а ожидание без дела ужасно томительно. Наконец, в марте месяце состоялся Высочайший приказ, и в первых числах апреля я выехал в действующую армию.

По приезде в Кишинев я явился к походному атаману генерал-лейтенанту Фомину, который меня встретил очень радушно и дал указание, как и куда отправиться в полк № 30, стоявший в то время в деревне Дизгонджи, приказав мне предварительно отправления в полк явиться к Главнокомандующему.