Валерия Кирсанова - Ужасный Эдди

Может быть, я однолюб.

Сколько лет ты с другими уйти не можешь,

Точно плотность иная.

В районе губ

Твое имя порхает. Во влажном ложе

Мокрой глины, досок дубовых, где

Даже кость истлевает, течет под камень;

Остается что-то назло судьбе,

Что нельзя ни понять, ни обнять руками;

Что меня заставляет сюда идти,

Говорить с тобой, словно ты можешь слышать…

Словно мы разминулись тогда в пути.

Но с годами все ближе, родной. Все ближе.

Знакомство.

Это произошло в конце июня, пахучего месяца, когда травы еще не потеряли свой цвет, мокрая из-за постоянных дождей растительность дотрагивается до тебя влажными зелеными языками. Меня это и злит, и смешит одновременно. В тот вечер больше злило, потому что я надела новые босоножки и в результате не могла сойти с асфальта: ноги сразу попадали в хлюпающие душистые джунгли. Занятая дорогой, лужами, собственными ногами, я не сразу заметила группку парней, сидящих около старого футбольного поля.

– Девушка, не проходите мимо! – звонко выкрикнул один из них, стремясь выделиться.

Мог бы и не стараться – густые, черные как у индейца волосы рассыпаны по плечам, джинсовые шорты разрисованы синими чернилами, лицо как у балаганного петрушки: крупный яркий рот, большой выразительный нос, густые прямые брови и сияющие янтарные глаза – как такого не заметишь?

Смерив наглеца строгим взглядом учительницы младших классов (сколько раз мне этот взгляд пригодился!), я прошла мимо с прямой спиной под одобрительный хохот молоденьких жеребчиков. Обратно возвращалась другой дорогой.

Так я познакомилась с «ужасным Эдди». Сколько я слышала о нем разноречивых толков, высказанных с осуждением, с восторгом, с иронией: Эдди неистовый англоман (отсюда и имя), влюбленный в английский язык и культуру, Эдди оставили на второй год за дерзости в деканате, Эдди меняет девушек чаще, чем некоторые белье, Эдди носит перевернутый крест, сутками слушает хард-рок и не признает никаких законов, кроме своих собственных. Для меня он был нравственным инопланетянином – свои «можно», «нельзя», «иногда, в исключительных обстоятельствах», «никогда и ни за что» я выяснила еще в детстве, дополнила совершеннолетием и не собиралась менять до конца дней, аминь.

Вот из чего я строила свои стены: закон Божий, социальные и семейные законы, некоторые подкорректированы с помощью «саморезов» типа «сейчас другое время» – «это противоречит Библии»-«маме незачем об этом знать», но в целом моя система ценностей мало отличалась от среднестатистической обывательской, что позволяло мне с комфортом уживаться с окружающими, не вызывая неприязни и пересудов.

Итак, я его увидела.

Через несколько дней состоялся сабантуй у Лешки Шакирова. Леха в тот период собирал странности, как некоторые коллекции марок: булавки в ушах, сатиновые шорты, разноцветная дворняга по кличке Пиночет – все это сильно отвлекало от реальных достоинств нашего друга, в кои входили хозяйственная смекалка, с которой он вел свои дела, красивая крепкая фигура, двухметровый рост и добрая душа. Зная мягкий нрав хозяина, «юзали» мы его свободную квартиру на полную катушку. Полагаю, что женитьба, случившаяся через пару лет после описанных событий, просто спасла шакировский дом от разорения. Вечеринка была в самом разгаре, когда в комнате появился Эдди. Застыл на минуту на пороге, поднял вверх руку в приветственном жесте и направился прямиком ко мне.

– Привет, я тебя помню, – дружелюбно начал он.

– Я тебя тоже, – промямлила я и уставилась в телевизор: там шел пиратский фильм с одноголосым переводом, очень смешным, так как половина слов произносились с неправильным ударением. Эдди сидел рядом, подливал вино в мой бокал, забавно подтрунивал над «озвучкой» и постепенно я расслабилась, мы разговорились как старые приятели. Оказалось, что он знает и любит современную литературу, классику. «Видик» отключили, теперь на экране транслировали «Темные аллеи» Бунина. Телевизор и раньше никого, кроме нас, не привлекал, теперь все разошлись по разным углам квартиры, на диване образовалось интимное пространство.