Виктор Диан-Кехт - Упавшие стрелы
Упавшие стрелы могут поражать самого лучника…
(Из жизненного опыта самого автора)
Пролог.
…Еще прохладные лучи восходящего солнца коснулись ее белоснежного, прекрасного тела, прикрытого черной шелковой простыней. Она спала, безмятежно, как ребенок. В ее раскинутых беспорядочно огненного цвета волосах на черных шелковых подушках отражались скрытые мотивы кельтских узоров. Алекса была прекрасна в своей безмятежности и спокойствии, утренний свет ласкал оголенные участки тела сквозь тяжелые, белые портьеры, свет скользил по упругим ногам, округлым ягодицам, пышной, высокой и манящей груди, повторяя все изгибы и впадинки…
Комната, в которой находилась Алекса, была исполнена в готическом стиле: стреловидные окна, высокие потолки, мозаика на потолке с изображением библейских мотивов, но не в характерной для этого периода, цветовой гамме – комната была абсолютно белая, с режущей взор красно-черной мебелью и декором.
Она медленно приоткрыла глаза, сладко потянулась, словно котенок после крепкого сна, выгнула свой изящный стан, с губ сорвался легкий стон. Шелк заскользил по ее телу, заигрывая и все больше открывая солнцу ее белоснежную кожу. Мысли уносили ее далеко от своего пентхауса в центре Манхэттена, уносили, несли ее к нему. О боже, как же она хотела очутиться сейчас рядом с ним, ощутить его сильные руки на своей талии, вдохнуть аромат его тела, посмотреть в его проницательные черные глаза и утонуть в их глубине. Желала, чтобы снова ее захватило то глубинное чувство, где-то на уровне подсознания, чтобы кружилась голова от нахлынувшей страсти, дыхание становилось прерывистым, а сердце бешено колотилось и готово было вырваться из груди. Но… Да, сейчас как никогда, это «Но» стало непреодолимой стеной между ними. Алекса уже знала, когда он докурит, она скажет ему: « что больше ничего не будет!», а у самой стекают слезы из голубых, красивых глаз. Она будет жалеть об этом, ведь в ее жизни с ним, это последнее лето…
Алекса еще раз сладко потянулась и встала с кровати, ступни ощутили прохладу белого паркета, кожа ее ног почти слилась бы с поверхностью пола, если бы не ярко-красный лак на ногтях . Скрип пола сопровождал путь до ванной комнаты…Капли теплой воды захлестали по ее лицу, по плечам, груди, было немного щекотно, тепло сразу окутало в нежные объятья все тело. Разбиваясь, капли рождали еще больше капель меньшего диаметра, она закрыла глаза, было приятно, нега распространялась по всему телу. Пар растворил в себе ванную комнату. Алекса выключила душ, капли медленно стекали по телу, летели вниз, создавая глухое и тихое эхо при падении. Было свежо и хорошо, душа пела, хотелось расправить воображаемые крылья и летать. Она подошла к зеркалу, размашистым движением руки вытерла испарину с идеально гладкой поверхности…
Ее зрачки резко расширились, девушка вздрогнула от неожиданности, тревожное напряжение и страх сразу же повисли в воздухе. Из зеркала на нее из-за спины смотрели большие, серые, холодные, недобрые глаза и не менее холодное, черное дуло «Desert Eagle» в руках киллера. Алекса не без труда, справившись с внутренней дрожью и чувством самосохранения, взяла себя в руки. «Пришел, ну, вот и все!» – подумала она, ни один мускул не дрогнул на ее прекрасном лице. «Жаль только, что не успела сказать, Рону: Как сильно его люблю!»– промелькнуло у нее в голове.
На минуту сметанообразная, тягучая тишина повисла в ванне, казалось, она длилась вечность. Они смотрели друг другу в глаза. Время замерло, звук медленно падающих капель, гулким и противным эхом резонировал в ушах. Губы киллера искривились в надменной усмешке, почти издав деревянный скрип, его глаза сузились и превратились в две маленькие щелочки. Чувство превосходства, гипертрофированной самоуверенности и удовлетворенности просто переполняли его, он даже не пытался скрывать это. Палец плавно спустил спусковой крючок, в ответ на это пистолет огрызнулся громогласным выстрелом, выплюнув невероятной мощи свинцовую смерть. Рука киллера, увлекаемая мощной отдачей пистолета, немного дернулась по диагонали вверх.