Борис Горзев - Убить цензора! Повести от первого лица (сборник)

С Агне, моей подругой, я знаком уже два года, отношения у нас хорошие, даже прекрасные, но вот чтобы предложить ей вступить в брак, как-то не складывается. У меня не складывается. То есть нет серьезного намерения. То есть пока не тянет обзаводиться семьей. Агне тут ни при чем, дело во мне. Впрочем, неизвестно, как она сама на это смотрит: может быть, ее тоже устаивает такая ситуация. А что – теперь так у многих молодых пар: подождем еще, посмотрим, как будет, да и лишних забот не хочется. Семья – это нечто другое, серьезное, проблемное. Жилье, ребенок, хлопоты. Подождем. Пока мы молоды, пока лишь отыграли увертюру. Институт позади, жизнь, по сути, только начинается.

А познакомились мы так. Очень интересно. Хотя, как я понял, интересно почти всякое знакомство, если оно не на одну ночь. На этом интересе замешана половина литературы, а может быть, и больше половины. Читателю всегда жуть как любопытно. Поэтому пролог должен быть захватывающим, многообещающим. Ты весь в предвкушении. И хотя догадываешься, чем это кончится, но думать о том пока рано – пока пролог, начало, а вот после него, ясно, пойдет рутина – брак, дети, проблемы.

Да, после – банально. Поэтому многие романы и кинофильмы заканчивается как раз вовремя: после всяких преград, разлук или недомолвок мужчина и женщина наконец соединяются, они теперь вместе. А вот что будет с ними потом – это за пределами повествования или кинофильма. И ясно почему: потом, повторяю, рутина. А вот знакомство, период схождения двух людей – это у каждой пары все-таки по-своему, тут возможны всякие неожиданные коллизии, интересные моменты. Поэтому, если позволить себе переделать известную фразу Толстого про то, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, то можно сказать так: всякая жизнь после брака похожа одна на другую, а вот их начало интересно по-своему.

Вот и у нас с Агне вышло интересно.

После окончания вуза меня приняли в научный институт, в аспирантуру, и я получил диссертационную тему. Как и положено, поначалу следовало начитать литературу по своей проблематике. Компьютеры тогда только входили в обиход, Интернета еще не было, поэтому по старинке пользовались библиотеками, где в наличии отечественные и, главное, зарубежные научные журналы, монографии и тому подобное. Это отнимало уйму времени, не то что теперь, когда, сидя дома перед экраном ноутбука, можно ознакомиться практически с чем угодно, что есть в открытом доступе.

Короче говоря, в первые полгода аспирантуры я стал постояльцем библиотеки Ленина (проще – Ленинки), ее 4-го читального зала, научного, и, как и многие тут, даже облюбовал свой уголок, то есть конкретное кресло за конкретным длиннющим столом. Благоговейная тишина, уютный свет настольных ламп. По ковровым дорожкам проходов – еле слышимые шаги ученых разных мастей и возрастов. Так я и жил тут, заявляясь в Ленинку часам к одиннадцати три-четыре раза в неделю…

В то утро я сразу удивился, потому что не обнаружил моего всегдашнего соседа по левую от себя руку. С ним я и слова не сказал, но все эти месяцы он уже сидел, когда я приходил, и еще сидел, когда я уходил, сидел, не поднимая головы от разложенных перед собой каких-то рукописей, из которых, как я заметил краем глаза, делал выписки. Уютный сосед, почти пожилой, в потертом пиджаке, но при галстуке. Будто глухонемой, почти неподвижный (я не замечал, чтобы, в отличие от многих, и меня тоже, он хоть изредка отлучался в буфет, или туалет, или курилку). В общем, сосед – как предмет мебели, к которому привыкаешь и уже не обращаешь на него внимания.

Так вот, место соседа пустовало, и в течение того дня это кресло почему-то никто так и не занял. Ну и ладно, нет так нет. Но когда я пришел в Ленинку послезавтра, в кресле соседа восседала молодая блондинка в свитерке с очень симпатичным круговым орнаментом. Перед ней лежала стопка журналов, которые, один за другим, она внимательно просматривала и тоже, как и бывший хозяин этого места, делала выписки.