Андрей Амелин - Ты не проснешься

1

Я очнулась на холодном полу у входной двери. Щека прилипла к шершавому коврику, в рот набился горький привкус пыли. На мне была рваная пижама, пропахшая землёй и потом. Правая рука немела от странного напряжения, будто всю ночь я сжимала в кулаке что-то важное… и не смогла разжать пальцы.

Первая мысль пронзила сознание, как нож:

Максим.

Я подняла голову. Дверь была заперта изнутри. Цепочка – на месте. В прихожей стояла гнетущая тишина, нарушаемая только моим прерывистым дыханием – частым, как после долгого бега. Когда я попыталась встать, тело ответило тупой болью: синяки на коленях, под ногтями – чёрные засохшие полосы. Грязь.

Откуда?

Вчера всё было нормально. Я легла в постель в своей серой пижаме. Читала книгу, пока глаза не начали слипаться. Помнила это точно. А теперь – рваная одежда, пол под босыми ногами и пустота в голове, будто кто-то вырезал ножницами куски памяти.

***

Кухня встретила меня мёртвой тишиной. Чайник молчал. Холодильник замер. Часы не тикали. Я, щурясь, включила свет – резкий, режущий – и увидела на столе фотографию. Наша с Максимом. В деревянной рамке. Вчера она стояла в кабинете.

Я взяла её дрожащими пальцами. Стекло было ледяным, будто принесённым с мороза. На снимке мы смеялись – Алина и Максим. Он обнимал меня за плечи, а я прижималась к нему.

Теперь он исчез…

Три недели. Полиция разводила руками: «Нет следов борьбы. Нет свидетельств. Ни угроз, ни долгов. Мужчины иногда уходят. Без объяснений».

Но Максим не из таких. Он бы не ушёл.

Я поставила фотографию обратно. Рука дёрнулась – рамка со звоном ударилась о стол. Стекло треснуло, и в паутине осколков я увидела белый уголок бумаги. Развернула. Скомканный листок. Мой почерк:

«Ты не должна просыпаться».

***

Телефон валялся на диване. Севший в ноль. Я воткнула зарядку, и экран ожил – вместе с ним ожило и последнее открытое приложение. Диктофон. Я нажала «воспроизвести».

Сначала – тишина. Потом – шорох, будто кто-то ворочается в постели. Затем – дыхание. Моё, но… не моё. Искажённое, словно записанное через слой ваты и паранойи. И наконец – голос. Шёпот, от которого по спине побежали мурашки:

«Он всё ещё здесь. Ты знаешь».

Запись оборвалась.

Дата: Вчера, 3:17 ночи. Время, когда я спала. Телефон выпал из рук, будто обжёг кожу. Это был мой голос… но не я. За окном занимался рассвет. Бледный. Безжизненный.

***

Кабинет Максима. Пахло пылью и его одеколоном – терпким, с нотками бергамота. Я искала взглядом по столу, не понимая, что именно ищу. Подсказку? Разгадку? Но стол был почти пуст.

Исчезли его часы.

Бумажник.

И фотография у озера – та, что мы сделали в медовый месяц.

Я открыла верхний ящик. Бумаги. Ручки. Папки. И… Визитка. Доктор Волков. Психиатр.

2

– Вы говорите, Максим консультировался у вас перед исчезновением? – спросила я.

Доктор переплёл пальцы.

– Он беспокоился за вас. Говорил о провалах в памяти, приступах агрессии… Уверял, что вы не помните, что делаете по ночам. Хотел записать вас на приём ко мне…

Я сжала подлокотники кресла. Ладони стали влажными.

– И что вы ему сказали?

Волков наклонился вперёд. Его тень поползла по столу, удлиняясь, как в плохом фильме ужасов.

– Госпожа Корсакова, ваш муж боялся за вас. Он говорил, что вы постоянно… разговариваете с кем-то, иногда днём, но часто, когда спите. Я сказал ему, что это похоже на определённого рода расстройство, возможно, в результате стресса. Ни разу не просыпались в другом месте? Не находили синяков, которых не было накануне?

За окном закаркала ворона.

– Нет, – отрезала я.

Я вспомнила утро у двери. Грязь под ногтями.

– Это не имеет значения.

– Имеет. – Он отложил ручку. Она покатилась по столу с тихим стуком. Комната вдруг стала очень маленькой. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и чужое.

– То есть?

– Иногда, – он осторожно подбирал слова, – после травмы психика создаёт альтернативную личность. Чтобы справиться с тем, что не может принять сознание.