Элла Волобуева - Три недели с Аней

Глава 1

Несколько месяцев я прожил спокойно, без встрясок. Никаких новостей, никаких дедлайнов, стрессов, перегрузок, принятия быстрых решений. Я это заслужил. Только море, пляж и солнце, пусть блеклое, но всё же достаточно согревающее прозрачно-зеленоватую воду и бежевый песок.

Сначала на пляже было просторно, лишь небольшая кучка восстанавливающихся, но в какой-то момент побережье стало гораздо более людным. Все шезлонги занимали с раннего утра, расстояние между отдыхающими сокращалось, и новые люди всё прибывали и прибывали.

Стало тесно, сумбурно.

Но мне уже и так надоело однообразие этого места, нужно было заняться делом.

Кое-что осталось невыясненным, беспокоило всё это время.

Я навел справки. В Гватемале жил медиум, рекомендовали. Говорили, что без труда проведет, куда надо и к кому надо. Мне нужно было с ним встретиться. Я хотел, чтобы он провел меня к ней.

Найти медиума-проводника оказалось несложно.

Он жил неподалеку от курортной зоны Монтеррико, в просторных апартаментах. Молодой, лет двадцати, темные волосы до плеч, белозубый. В цветастых шортах, шлепанцах и вылинявшей красной футболке.

– Вы уверены? – спросил с удивленным смехом, когда я раскрыл цель визита.

Зачем бы я еще прилетел в такую даль?

– Ну хорошо, но сначала должен предупредить о рисках. Если забыть о времени…

– Знаю, знаю, – перебил я нетерпеливо, – мне уже всё рассказали. Что нужно сделать?

– Взять меня за руки, расслабиться. Сейчас, подождите, свечи забыл зажечь.

Я сел в плюшевое кресло и подождал, пока он всё приготовит.

– Сам я ни с кем не связываюсь. Есть медиумы, которые ведут диалог, о чем-то спрашивают, послания передают, я – нет. Но могу провести, – объяснял он, расставляя свечи полукругом, – я – своего рода брешь, проход. Понимаете?

– Думаю, да. Ну что, начнем?

– Представьте ее, настройтесь на нее.

Мы взялись за руки, ладони медиума были холодные. Он уставился мне в глаза и запел. Вернее, замычал какой-то мотивчик. Свечи зашипели и взвились вверх. Жутковато. Его медленно закатывающиеся глаза – последнее, что я запомнил из той встречи.

Очнулся в ванной и забарабанил по кафельной плитке.

– Глаша! – окликнула.

Пошел на голос и оказался в ее спальне.

Глаза льдисто-голубые, волосы растрепаны, в бесформенной ночнушке с оборочками вместо рукавов. Привстала с подушек:

– Глаша, ты чего там стучишь? Иди ложись.

Запрыгнул на постель и свернулся в ногах. Вытянул лапу и беззаботно принялся вылизывать. Простыня мягкая, в мелкий цветочек на темно-синем фоне. Мебель приятного фисташкового цвета, с изогнутыми ножками. Шторы не задернуты. В спальне свежо, окно чуть приоткрыто.

Откинулась на подушки, щелкнула пультом.

Так, что мы там смотрим? Что-нибудь из коллекции Аниных любимых сентиментальных фильмов? Хлебом не корми – дай посмотреть что-нибудь про отважную женщину, сумевшую что-то там преодолеть. Или про женщину, долго искавшую и наконец нашедшую свою любовь.

Снова поставила на паузу, чтобы ответить на звонок, включила громкую связь:

– Привет, Леночка.

– Привет, Анечка. Ну ты как? Что делаешь?

– Да ничего особенного, фильмы смотрю. Вернее, пересматриваю, – сделала паузу, продолжила проникновенно, – всё пытаюсь понять – что мне нравилось раньше в этих надуманных, нарочитых героинях? Они же на пустом месте создают себе проблемы, выдувают мыльные пузыри. И сюжеты дутые. Дутые сюжеты с фальшивыми героинями, которые очень далеки от реальной жизни, и вряд ли имеют хоть малейшее представление о настоящей потере. Или о страдании. Что-то там изображают на камеру, выламываются.

Помолчали.

– А зачем ты тогда смотришь? – наконец спросила Лена.

– Пытаюсь жить, как раньше. Вы же все хотите, чтобы я жила, как раньше, разве нет? Жила бы так, будто ничего не произошло, будто всё в порядке, будто он не уйдет в небытие рано или поздно… Всё, что от него осталось – это память, и я хочу сохранить ее как можно дольше, сберечь хотя бы это, но нет, Аня! Зачем ты себя бередишь, Аня? Хватит уже горевать. Живи, как раньше, Аня, веселись, развлекайся, делай вид, что всё нормально. Да не нормально всё! Это хоть ясно? Что нормального в потере, в непоправимости?