Арина Малых - Травма

К несчастью, подавленные эмоции не умирают.

Их заставили замолчать. И они изнутри

продолжают влиять на человека.

Зигмунд Фрейд

Апрельское солнце ярко светило на безоблачном голубом небе. Птицы устраивали радостные переклички, приветствуя наступающие теплые деньки. Весело журчали ручьи, торопливо поблескивая, спешили по асфальту, спускались в канавки, продолжали свой скоротечный бег и проваливались в сточные люки. В некоторых укромных уголках еще лежал почерневший снег. Евгения подошла к подъезду, остановила взгляд на смятой сигаретной пачке около небольшой свежевыкрашенной урны.

– Неужели нельзя бросить в мусорку не промахнувшись? Вот уроды…

Сердито поджав губы, Евгения перехватила тяжелые пакеты с продуктами и поднялась по ступенькам. Недовольно пнула дверь и протиснулась внутрь подъезда, выставив вперед сумки. Под почтовыми ящиками пол был испачкан свежей землей. Консьержка собирала осколки разбитого горшка.

– Добрый день, – извиняющимся тоном произнесла она, подняв голову. – Мальчишка со второго этажа задел великом.

Евгения поморщилась, прошла мимо консьержки к лифту, угрюмо бросив на ходу:

– От вашей герани никакого толку, одна грязь.

– Я уже вызвала уборщицу. Сейчас все уберем.

При слове «уборщица» лицо Евгении исказила мимолетная гримаса болезненной ярости.

– Проходите, пожалуйста. Вот здесь чисто… – консьержка посторонилась, давая пройти недовольной жительнице.

На секунду закрыв глаза, Евгения сделала глубокий вдох, резко выдохнула и прошла наверх на площадку с четырьмя лифтами. Она услышала, как хлопнула дверь подъезда, и консьержка вместе с подоспевшей уборщицей принялись складывать черепки в мусорный пакет.

Из лифта вышел пожилой мужчина и приветливо поздоровался. Чуть его задев, Евгения молча втиснулась с сумками в лифт и неловко нажала на кнопку с цифрой шесть.

Качнув головой, пожилой мужчина неторопливо отправился к выходу.

– Почему я должна здороваться с незнакомыми людьми? – буркнула Евгения, поставила пакеты, которые заняли почти половину пространства пола кабины, и поправила сползшую с плеча цепочку дамской сумочки.

Лифт остановился. Она прошагала по длинному коридору и поставила сумки на кафельный пол около черной металлической двери. Открыла замок и зашла в квартиру.

– Женечка! – Из комнаты вышел подтянутый мужчина лет сорока добродушно улыбаясь. – Привет! – Он пригладил короткие, тронутые сединой волосы и поспешил взять сумки из рук жены. – Что же ты не позвонила? Я бы тебя встретил или сам зашел бы в магазин.

– Ага, от тебя дождешься, – сварливо пробормотала Евгения и сняла пальто.

– Ох, какие тяжелые. Что ты там набрала?

– Набрала, – зло повторила она. – Жратвы набрала. Чего же еще.

Он вздохнул, отправился с сумками на кухню и водрузил пакеты на стол.

– Петь! Ты что охренел? – возмущенно воскликнула Евгения. – На стол сумки поставил! Они же на полу в коридоре стояли! – Евгения скинула кожаные кроссовки и стремительно ворвалась на кухню. – Совсем не соображаешь?

Смерив мужа презрительно-укоризненным взглядом, она переставила пакеты на пол. Открыла холодильник и стала выкладывать продукты на полки.

– Тебе всего сорок три, а соображалка уже не работает, – ворчала она. – Как ты только людьми управляешь? Не понимаю.

Петя присел за стол и молча посмотрел на жену. «Когда же она стала такой злой? – подумал он. – В этом году будет девятнадцать лет, как мы вместе. Как я пропустил этот момент? – Петр тяжело вздохнул. – Пожалуй, изменения начались после рождения Настюши. Причем сразу, словно щелкнуло у нее что-то в мозгу. Я все думал, что это послеродовая депрессия, или как там у них это называется? Я был уверен, что все это пройдет, но со временем становилось только хуже. А была такая милая. Женечка. Грустная и молчаливая. Я все старался сделать так, чтобы она смеялась. Баловал, только чтобы поймать ее улыбку, – Петр откинулся на мягкую спинку стула и прикрыл глаза. – Худенькая девчонка, с длинной русой косой и наивными голубыми глазами. Такая беззащитная и одинокая. Как щенок, которого подобрали на улице. Поднесешь руку, чтобы погладить, а он прижимается к земле, словно ждет удара, и смотрит жалобно, тоскливо. Вот и она была такая. Потом, когда завязались отношения, стала смотреть на меня таким доверчивым, распахнутым взглядом, что у меня сердце замирало и комок к горлу подступал. Заиграли в ее глазах радостные искорки, ушла глубокая безысходная тоска. Я так радовался, что смог отогреть эту несчастную душу. Но прошло время и сейчас… – он снова вздохнул и поднял глаза на Евгению. – Располнела, косу отрезала. Сделала какую-то мальчишескую стрижку. И смотрит волком. Постоянно недовольная. Все время злющая. Я уже не говорю об отсутствии близости. Постоянно меня отталкивает. Не прикасается ко мне. А если даже что-то и происходит, то делает она это словно по обязанности, через не хочу».