Тамара Шаркова - Тонька – Левенгук
– Да- а… Войдите… – протянул Леопольд Короткевич, не отрывая глаз от монитора. Он никак не мог решить, прибавить ли к таблице новый столбец или проиллюстрировать дополнительные показатели в виде графика. Между тем время поджимало. Хотелось успеть на автобусную остановку к восьмичасовому рейсу, потому что следующий пришлось бы ждать минут двадцать, если не больше. А горло болело все сильнее.
Прошло несколько минут. Никто не заходил. Отсутствие движения за спиной стало раздражать.
– Кто там? – спросил Короткевич, оглядываясь. – Заходите!
Дверь приоткрылась, и в темном проеме чуть выше металлической ручки обозначилось детское краснощекое лицо с круглыми, как у совенка, глазами.
– Вы к кому? – спросил Леопольд Янович, уже окончательно решив не суетиться, подождать до завтра и закрыть файл.
– Мне это… – сказал малолетний гость детским баском. – Мне охотников…
– А… – сказал Короткевич, вставая со стула и поспешно собирая в папку рукописные листы. – Это в другом крыле. По коридору направо.
И уже не обращая внимания на посетителя, набросил на шею шарф, влез в рукава дубленки, вынул из кармана вязаную шапочку, схватил сумку и, споткнувшись об оставленный рабочими строительный мусор, помчался на выход. Леопольд Янович, несмотря на свой пенсионный возраст, был худощав и подвижен, как юноша.
Малорослый посетитель бочком отодвинулся от двери.
Закрывая комнату на ключ, Короткевич бросил на него мимолетный взгляд и механически повторил: « По коридору направо». После чего натянул шапку до бровей и обрушился по лестнице вниз, застегивая на ходу куртку.
Почти месяц кандидат биологических наук Леопольд Янович Короткевич героически сражался с ОРВИ и его осложнениями, самостоятельно разрабатывая планы самообороны и контрнаступления. Участковый врач Клавдия Семеновна, молодая астеничная женщина, похожая на бледный картофельный проросток, продлевала больничный лист, покорно записывая за Короткевичем новые назначения.
– С ампициллином не получилось, – задумчиво говорил Леопольд Янович, – попробуем макротетралиды… антигистамины оставим…
Уколы он делал себе сам, по- снайперски попадая в ту самую… гм… «верхнюю четверть …», глядя в зеркало.
Два года и три месяца назад такое длительное затворничество казалось бы ему царским подарком судьбы. Леля обвязывала бы его своим душистым пуховым платком, поила на ночь гоголем- моголем, любимым с детства, а он, как всегда, капризничал и развлекался чтением Ильфа и Петрова.
Теперь юная Леля времен их студенчества улыбалась ему только с портрета, «Золотой теленок» пылился на полке и хотелось убежать из дома куда глаза глядят.
В институте Короткевич появился почти через месяц. На второй этаж поехал в лифте, а не поднялся, как обычно, по лестнице, но все равно слегка запыхался. Потянул на себя ручку двери и, дожидаясь пока та распахнется, стал раскручивать вокруг шеи длинный шарф. Переступил порог, да так и застыл с мохеровым удавом в опущенной руке. Показалось, что приехал не на тот этаж. И только минутой позже Леопольд Янович сообразил, что привычные предметы в комнате просто разбежались по чужим углам. На своем месте остался лишь его стол, что выглядело совершенно нелепо. Как будто мебель играла в пионерскую игру, где стульев было меньше, чем бегающих детей, и по команде «стоп», он замешкался и потому остался неприкаянно стоять почти на середине комнаты. На круглой деревянной вертушке у стола сидел некто карликового роста в его, Короткевича, белом халате. Рабочая одежда Леопольда Яновича была им опознана по затейливой россыпи прожженных соляной кислотой дыр на правом плече – памяти о первом рабочем дне практикантки Елизаветы.
– Здравствуйте, – сказал озадаченный Короткевич. – Чем обязан?
Некто на вертушке оглянулся, и Леопольд Янович увидел свежее детское лицо. Гость не ответил, сполз с табуретки и молча уставился на Короткевича большими глазами цвета зеленого бутылочного стекла.