Александр Петрушкин - Тетради 2016 года
© Александр Петрушкин, 2018
ISBN 978-5-4490-5484-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Хорошо лежать у неба…»
Хорошо лежать у неба
под пробитой головой,
чья прозрачна полусфера —
электрической дугой
хорошо, не умирая,
воздух ложкою скрести,
в смерть персты свои влагая,
воды сквозь неё мести,
хорошо в обнимку плакать
вслед за смертию своей —
и на цыпочках из рая
выдувать шары светлей,
затихать всей тьмы темнее —
с непришитой головой —
воробьиной печкой полным,
с ангельской, как речь, иглой.
(16/01/2016)
Пташка
И радость ласточки, и рукава садов,
и слово, что уловлено в садок,
и жженья пятнышко на языке чернильном,
в котором жизнь покажется недлинной,
но спутанной, где нас воды глоток
предожидает, ко всему готов,
среди предметов, что поют из линий,
где каменеет бледный Господин
от нас содеянных из радости и льдин,
и сброшенных, как мясо, сожалений —
всё это атом, что обнимет нас,
и понесёт в полёте, через мрак
в каком-нибудь созревшем мандарине,
с женой моей, прозрачными детьми,
которым мы всё зренье возвратим
жестокое, двойное, кем поднимем
свинцовых ласточек мы в разрывной полёт,
где птаха с неба отрывает ход —
срываясь в воздух, что собою пилит,
где в кольцевых, как выдохи, стволах
произнести не успевает «ах»,
но падает почти что без усилий,
кем радостно падение садов —
когда дыханье наше нас не ждёт,
в своём мерцая атоме мгновенном.
(01/2016)
«Наскальный человек, живущий внутрь …»
Наскальный человек, живущий внутрь —
не соблюдая временную жуть,
напяливает камень на пальто,
улиткою, по имени никто,
он совершает одиссею, путь —
попробуй за него, как тьма, скользнуть
и отразишься в вечности его,
которая, как изморозь, в стекло
сложилась вслед за пропуском твоим
где дворники мигают с лобовым
горячим задыханием ворон,
что в трещинах тройных несут урон —
когда-нибудь и я внутрь оживу
тревогу принимая, как жену,
пергамент, иероглиф и Урал —
ни для чего, который здесь соврал.
где камень, разрываясь, как орех
запоминает птичий тонкий смех —
и крутится внутри его спираль,
как человек, который долго спал
(18/01/2016)
Стеклотара
Сергею Ивкину
Густы бутылки нашего дыханья,
которые – средь осени звеня —
теряют все права на пораженье —
в её плавильне точного вина
«Вина их высока – и это право
хранить они устали» – говоря
так – дворники и грузчики устало
садятся справа, плакая в меня.
Я не горжусь своим прекрасным правом
взять на себя за речь свою вину
прямую, как портвейн и – грузчик Ваня
меня глотнёт и в тьму, и в глубину.
С густой бутыли станет он прозрачным
и полетит, как шарик надувной,
туда где вся вина меня лишь значит
и ничего не значит предо мной.
А на причале вглядываясь в наши,
холодные, как кашель, голоса
сгущаются улыбки или чаши,
в левиафана животах галдя.
(18/01/2016)
«С лицом холодным между крыл…»
С лицом холодным между крыл
и лошадиным ликом
не спрашивай – зачем я был
в твоей земле и дикой
зачем я жаждал речи, и
на рыбе бессловесной
своё дыханье рисовал,
как память о чудесной
твоей невидимой воде,
что между нами всходит,
как раненый слюдой олень,
как на заре уродец,
без серебра и без цены
зачем почти что даром
собою лошадь я поил
с которой рядом падал,
зачем, как бабочки, пруды
дыханья спрятав кокон,
как ангелы вокруг прямы
и крестятся из окон?
(19/01/2016)
«Где липы комната пуста…»
Где липы комната пуста
пока под нею Бог горит,
и – дерево свои уста,
его коснувшись, опалит,
где утка размыкает дождь,
сшивая за собой места,
где выпал вверх ногами свет
снег сосчитав в себе до ста —
там темнота моя стоит,
как дева [стыд] свои соски
разтеребив до молока
парного из моей тоски,
где листья, словно мертвецы
горят, как лампочки легки,
и хворостом стрекоз шуршат,
кровавя чёрные виски —
там ящерка, прижав к себе
свою мясную наготу,
бликует, как сгоревший лес,
и дует в чёрную трубу,
и выдувает липы в парк,
и птиц, которые густы,
летят, сгорая до угля
и камня, не в себе чисты.
(20/01/2016)
«Здесь свет всё заслоняет – даже свет…»
Здесь свет всё заслоняет – даже свет,