Ксения Елагина - Телефонистка

– Барышня, что значит, занят? Вы, в самом деле, не понимаете, что у меня дело срочное? Сию же минуту соедините меня!

– Барышня, милая, не может быть, что нет такого абонента. Марья Ильинична записала мне номер своей же прелестной ручкой. Вы меня обманывать решили? Что же, я вынужден жаловаться на вас, сообщите ваш номер.

– Барышня, двадцать два пятнадцать, очень быстро, пожалуйста. Вы чего копаетесь, барышня? Сию же секунду соедините меня!

Смена выдалась сложная, давно не приходилось так много вызовов на мой узел. Я сняла тяжёлую старинную гарнитуру и с удовольствием откинулась на спинку мягкого кресла. Жаловаться на жизнь и тяжести службы казалось неправильным, учитывая то, как улучшились условия труда при правлении Её императорского величества Анастасии Павловны. Ещё два года назад смены длились двое суток с один выходным между ними. Теперь мы все работали только двадцать часов, после чего отдыхали двое суток. Да ещё и отделы связи разделили, на межгород выделили отдельную линиюю и повысили тарифы. Я же переехала в московский офис без потери зарплаты. А теперь наслаждалась мягкой спинкой рабочего кресла, крайне приятной заменой старого деревянного пыточного инструмента.

Но лучшим нововведением был запрет на личные, длительные и безосновательные звонки. Для подобных целей Россию давно познакомили с личными телефонами, а после и научили избавляться от боязни западных прослушивающих систем. В самом деле, кому интересно услышать про успехи в учёбе милого Васеньки или часами вникать в хитросплетение отношений между Оленькой и Петенькой. Телефонисткам же позволили фильтровать обращения на коммутатор, и теперь количество соединений сократилось до вполне адекватного. Работа, когда-то убивавшая во мне желание открывать глаза, стала любимым занятием. Да, бывали дни, как сегодняшний, когда смена давалась непросто, но они были скорее исключениями.

– Катенька, ты закончила? – я с трудом повернула гудящую голову в сторону соседки. Та многозначительно прошептала одними губами: "последний".

– А ты иди, Настенька, не задерживай работу, – Вероника Сергеевна, которая меняла меня сегодня, удивительным образом не опоздала к смене, поэтому я смогла спокойно сдать рабочее место вовремя. Когда нас разделили с межгородом, каждая из телефонисток молилась, чтобы Вероника Сергеевна осталась в старом офисе. Однако, эта пожилая, но никак не желавшая уйти на заслуженную пенсию, леди, с большим удовольствием переехала с нами в новенький московский офис, обустроенный, впрочем, в том же здании. Любую другую барышню бы уволили за повторное опоздание в тот же момент, но Вероника Сергеевна была самой опытной телефонисткой, работала большую часть собственной жизни. К ней неизменно шли за советом, но вот сдавать ей смену было опасно. Вероника Сергеевна приезжала из подмосковной глубинки, с пересадкой с электрички на трамвай, и на её опоздания начальство закрывало глаза. Впрочем, никому другому подобные проколы с рук не спускали.

– Девять семьдесят два? – переспросила в гарнитуру Вероника Сергеевна, пока я спешно собирала вещи, чтобы освободить ей стол. Я привычно бросила взгляд на гнездо девять семьдесят два. И верно, гнездо было занято, я улыбнулась, услышав знакомый хохот Катеньки, я точно знала, кто её так развеселил.

– Абонент занят, – дежурным голосом сообщила Вероника Сергеевна, – будете ждать соединения после окончания разговора?

«Да, конечно буду. Спасибо, барышня».

Я замерла на месте. Сердце подскочило куда-то к горлу. Нет, я не могла ошибиться. Тем более дважды. Это был его голос. Тот же, что на прошлой неделе спрашивал девять семьдесят два у Катеньки. Тот же, что много лет назад говорил мне ласковые слова. Веронике Сергеевне пришлось поторопить меня, чтобы я ушла, наконец, из рабочего зала, и не мешала работать. Я стряхнула оцепенение, пробежавшееся ледяными мурашками по спине, и вышла.