Александр Усовский - Тайник в Балатонфюреде

– Вы уходите…

– Да, мы уходим. В июне следующего года нас здесь уже не должно быть.

– Максим, вас уже нет. Я имею в виду…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Лаци. Именно поэтому я позвал тебя сюда. Давай прогуляемся до Вайдахуньяда, сегодня чертовски хорошая погода для прогулок на свежем воздухе…

Двое неприметных, скромно одетых, немолодых мужчин, свернув с тротуара, идущего вдоль Варошлигети кёрут и уходящего в глубину парка, направились к шпилям видневшегося среди не по-осеннему пышных крон деревьев замка.

Один из них, чуть постарше и повыше ростом, расстегнул плащ и, едва заметно улыбнувшись, сказал:

– Всё меняется – а октябрь в Венгрии по-прежнему тёплый; вон, даже деревья ещё все зелёные!

Его попутчик в ответ вполголоса проговорил:

– Я был мальчишкой в октябре пятьдесят шестого. Тогда здесь было жарче, чем в аду…

Высокий кивнул, улыбка исчезла с его лица.

– Я помню о твоём отце, Лаци…

Второй собеседник вздохнул.

– Я так и не успел с ним попрощаться… В тот день он ушёл на службу, даже не позавтракав… Мама так до конца своей жизни и не простила себе, что не заставила отца поесть. Как будто это могло бы его спасти…

Тот, кого его собеседник назвал Максимом – положил руку ему на плечо.

– Если бы ты оказался в тот день на его месте, в горкоме – ты сделал бы то же самое.

Лайош с горечью ответил.

– Не в этом дело. Беда в другом – с каждым днем я все чаще думаю, что мой отец отдал жизнь напрасно. Защитники горкома – теперь уже не герои. Ещё немного – и они станут злодеями…

Максим махнул рукой.

– Не отчаивайся, дружище. Мутная пена сойдёт… У нас сейчас тоже герои объявляются негодяями, а предатели становятся героями. Такое уж мы переживаем паскудное время… Оно кончится. У нас, в России, говорят – у лжи короткие ноги. Подождём… Когда-то памятники старым героям снова займут свои постаменты.

Лайош недоверчиво покачал головой.

– Боюсь, мы до этого уже не доживём. Слишком яро эти, новые, взялись за слом средней буквы…

– Какой средней буквы?

– Буквы «эн». Венгерская народная республика – сокращённо ВНР. Вот они эту среднюю «эн» и ломают… Ладно, Максим, давай поговорим о наших делах. Что тебя заставило помчаться в нашу глухую провинцию из Москвы, из столицы империи?

Максим вздохнул.

– Москва уже не центр мира, как ты знаешь… А приехал я к тебе по делу, тут ты прав. Тебя, насколько я понимаю, скоро увольняют?

Лайош грустно улыбнулся.

– Правильно понимаешь. Жду приказа со дня на день. Уже и дела подготовил – хотя кому они сейчас нужны?…

– Понятно. Чем дальше собираешься заниматься?

Лайош пожал плечами.

– Мне сорок шесть, на пенсию по выслуге вполне могу выйти… Вот только не уверен, что эти, нынешние, будут платить пенсии бывшим сотрудникам госбезопасности. – И, улыбнувшись, добавил: – У меня есть домик недалеко от Дёндёштарьяна, четыре сотки виноградника сорта «эзерйо» – остались от деда. Стану виноделом! Это ведь так по-венгерски…

Максим кивнул.

– Виноделом – это хорошо. Дослужившись до полковника – только виноделом и становиться…

Лайош развёл руками.

– В нынешней Венгрии полковник – это хуже, чем убийца и растлитель. Слуга антинародного режима! Тем более – полковник госбезопасности. Не «Авош»[2], конечно, но…

– Ясно. Ладно, виноделие – дело, в принципе, хорошее. Но я бы хотел, чтобы ты не ограничивался выращиванием винограда, не замыкался на своих лозах, а всё же держал руку на пульсе здешней внутренней жизни.

Лайош скептически посмотрел на своего визави.

– Максим, ты хочешь сделать из меня своего агента?

– Стар ты уже для агента… Мне не агент нужен – мне нужен понимающий человек, которому бы я абсолютно доверял. – Помолчав, Максим продолжил: – У тебя в Управлении есть толковые молодые сотрудники, которые смогут найти себя в новой Венгрии?

Лайош кивнул.

– Конечно. Я сам их подбирал, даже если их тоже уволят – они не потеряются.

– Это хорошо. Я попрошу тебя не терять с ними контактов, поддерживать связь, в общем, держать их в поле зрения. Но только тех, кому ты абсолютно доверяешь!