Александр Дмитриевич - Таяны. Приемлемая цена

Прошла неделя с момента нашей поездки в деревню Кривая. Постепенно острота пережитого притупилась. Картины того дня всплывали в памяти уже не столь ярко, как сквозь мутное стекло. В голове упрямо складывалась версия: "Да, было нечто. Но этому должно быть объяснение. Просто пока его нет".

Мой разум цеплялся за спасительную теорию: необъяснимость события в данный момент не делает его волшебством. Возможно, мы просто не увидели самое начало явления, его первопричину, то "малое", что запустило цепь событий, столкнувшись лишь с последствиями самого явления. Без этого ключевого звена вся картина кажется нелепой, невозможной.

Представьте: существует природное явление, случающееся раз в двести—триста лет. Допустим, вы не знакомы с таким явлением, как град. Вы все знаете о дожде, снеге, ветре. Но о граде? Ни вы, ни ваши родители, ни деды о таком не слышали. Разве что дошли смутные отголоски в древних сказках или полузабытых преданиях, воспринимаемых как вымысел. Вечером вы ставите машину у подъезда под чистым небом. Утром подходите и видите: ночью прошел дождь, а ваша машина… вся в вмятинах, будто от падения камней. Град? Он давно растаял. Остались лишь следы разрушения и лужи. И вы, не видя самого явления, а лишь его последствия, будете утверждать, что вашу машину повредил дождь. Но это же не так! Просто вы не застали то самое начало – падение ледяных горошин.

«Дмитрий, – настойчиво напоминал мне мозг, – ты просто не увидел того самого "малого". Той самой начальной точки. Увидел бы – и все встало бы на свои места. Причина, следствие. Логика».

И я соглашался. Потому что эта мысль, пусть и зыбкая, хоть как—то помогала. Она втискивала пережитый кошмар в рамки привычного мира. Она позволяла дышать, не чувствуя, что почва ушла навсегда. Верить, что хаос – лишь видимость, за которой скрывается пока не познанный порядок.

Тишину субботнего утра разорвал телефонный звонок. На экране: «Виктор Астахов». Я, только что потягивавший чай у окна, ощутил в груди уже знакомое беспокойство. Виктор не звонил после той поездки… Я подошел к кухонной двери, прикрыл ее на случай, если проснется жена, и нажал на иконку приема вызова.

– Дмитрий? – Голос в трубке был низким, чуть хрипловатым, но собранным. – Дома? Не отвлекаю?

– Да, дома, – ответил я, понижая голос. – Что-то случилось, Вить?

Меня охватило предчувствие, словно перед бурей.

– У меня сейчас Андрей. Он был с ними тогда… – Пауза. В трубке – ровное, чуть замедленное дыхание. – Друг Алеши. Он… выдал кое—что. То, о чем они все молчали до сих пор.

Я ждал. Слышал, как Виктор сделал глубокий вдох.

– В апреле… За пару недель до той рыбалки… Они вчетвером – Алексей, Саня, Кирилл, Андрей – ходили на кладбище. Старое, за Чумышом. – В голосе Виктора – не дрожь, а тяжелая уверенность. – Решили испытать удачу. Молодость, глупость… Полезли к Погостнику. Загадывать желания.

В сознании всплыло: ночь, поваленные кресты, шепот о запретном. Слово «Погостник» повисло в воздухе, чуждое и тяжелое, словно могильный камень. Предчувствие кольнуло под сердце ледяной иглой.

– И что? – выдавил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– К нему пошел только Алексей. Говорить от имени всех. Остальные держались поодаль. – Голос Виктора стал глуше. – Да не доделал ритуал. Не успел Алексей договорить – появился сторож. Живой, с фонарем. Поднял шум, погнал прочь. Они ушли.

В голове крутились обрывки: Погостник… сорванный ритуал… последствия… Что это значит!?

– Дальше интереснее, – продолжил Виктор, и в его тоне стали слышаться металлические нотки. – Буквально сразу Сане досталась машина. Нежданно. Кирилл откопал золотые монеты. Николаевские. Будто их земля сама ему под ноги бросила. А вот Андрею… Андрею – ничего. Ни гроша, ни везения. Только… – Виктор сделал паузу, будто взвешивая слова. – Только теперь он видит Алексея.

От его слов сердце учащенно забилось.