Дмитрий Астахов - Таблетка для Нобеля

«Хорош, мерзавец. И что так долго ждала? Эх, одеть бы этот фрак лет так десять назад. А лучше двадцать. Хотя… хотя конечно, грех жаловаться грех…» – отражение в зеркале тронуло и без того идеальный узел белоснежного галстука-бабочки, пятерка крупных пальцев коснулась волос, будто оправляя непривычно покладистые пряди, ощупала упрямую проволоку щек, прижившуюся там из благородной лени еще со времен аспирантуры, теперь ухоженную и оформленную так будто скулы высек скульптор, – «Первый раз во фраке. Сейчас его денем с огнем не сыщешь. Или на заказ шить, но откуда такие деньжища, или вот так – на прокат, из хранилища комитета. Да и черт с ним. Кто знает, может этот самый одевал Ричард Гиз, на свое обретение бессмертия. Тот самый, славный парень Гиз, что…».

– Тук… тук… тук… – деликатно отвлекла от мыслей дверь.

– …подарил бессмертие миру. – додумал вслух, с любопытством обернувшись на полированный прямоугольник орехового дерева, – Войдите! – услышал свой немного сбитый с толку, все же ободренный жизнью голос.

Дверь приоткрылась. С порога заглянул маленький лысеющий человечек, пожилой, с круглым грустным лицом.

– Вы позволите… – он не просил и не настаивал, а словно бы предложил один из наиболее подходящих вариантов.

Мягкая ладошка вошедшего осталась лежать на бронзовой ручке, умные увлажненные возрастом глаза скользнули задумчивым лучом по комнате, отыскали меня рядом с большим, в полтора роста зеркалом. Ничего кроме саднящей симпатии человек такой наружности вызвать не мог: хотя бы потому, что взгляд его от окружающего мира не желала большего, чем тот в свою очередь от него. И все же в нем ощущался… нет, не стержень – его часть, очень низко надломанная, но она определенно в вошедшем присутствовала.

– Да, конечно Сэм. Прошу. Но… вы рано. – я глянул на длинную ленту иллюминатора за которым все еще висел краешек земли с выплывающим из-за дуги горизонта итальянским сапожком, на призрачный циферблат часов будто увязший в толще стекле.

– Отлично выглядите господин Сергей. Вам идет фрак. Вы знаете, что именно этот одевал Ричард Гиз?!

– Были сомнения. – ответил я, ощущая, как краешки губ, зарытых в жесткую щетку, кисло натянулись, – Я и сам не прочь оставить подобный кафтан для потомков. Или… – ухмыльнулся я, – Или кто знает, статься может он бы еще сгодился и мне… лет эдак через пятьдесят. Аа?.. Как считаешь Сэм? – ободряюще подмигнул я ему, отвернулся к зеркалу. Отражение в нем вновь тронуло галстук, нащупало манжет сорочки, что-то поискало в кармашке жилета, – Но признаться, ручной труд в наше время поистине бесценен. – обратился я к грустному лицу гостя смотревшему на меня из глубины зеркала.

– А как же ваша книга? Подобная работа обязана приносить доход.

– Так и есть Сэм… так, и есть… – в глотке сухо клацнуло, я отвернулся от влажных бусин глаз маленького человечка, и от того другого – уставившегося на меня в упор, с горящими факелами вместо глаз и ровной, как отвес спиной, похожего на меня будто брат близнец: определенно лучший из братьев.

Взгляд отыскал на письменном столе у иллюминатора бочковатый стакан. Толстое дно граненого красили остатки медовой влаги. Я неуверенно шагнул к нему,

– Только аксиома в том, что все права проданы. Еще задолго до того, как тот, чей фрак теперь примеряю… – голос мой отяжелел досадой, я смолк давая пене в груди осесть, порыхлевший взор спрятался на стекле иллюминатора, точно пытался отыскать за толщей глянца извечный город, – Ах… да и черт с ним, Сэм. – махнул я наконец рукой, другой подгреб стакан, медленно направился к стеллажам целиком занявшим одну из стен, где среди рядов книг скромно затесалась пара барных полок, – Хватило оплатить месячную мзду за съемную квартиру, и ладно. – бутылка деловито булькнула, – Ну и отпраздновать конечно. – постарался улыбнуться как можно беззаботней.

– Но зато вы обрели нечто большее.