Станислав Рем - Свет венца

Григорий Евсеевич Зиновьев барски вялым движением руки поманил к себе Бокия.

Глеб Иванович, неохотно вырвался из толпы покидающих кладбище людей, неспешно подошёл к тарахтящему на всю улицу авто Председателя Петроградского Совнаркома. Скрестил руки на груди, как бы встав в защиту. Григорий Евсеевич, окинув скользящим взглядом независимую позу чекиста, хмыкнул.

– Вот что, Глеб Иванович, давай-ка с сегодняшнего дня и впредь обходиться без амикошонства, потому, как пользы от того ни тебе, ни мне нет. Одно дело делаем. С разных боков, но одно. Бабы промеж нас нет. Личных мотивов тоже. А посему получается, делить нам нечего. Я на твою вотчину не покушаюсь. Ты на мою тоже.

– Не понимаю, к чему ведёшь, Григорий Евсеевич.

– Брось! – Отмахнулся Зиновьев. – Всё ты прекрасно понимаешь. Да, признаюсь, с Варварой мне легче иметь дело, нежели с тобой. Но коли уж Феликс тебя поставил во главе ЧК, придётся контактировать. Спросишь, рад ли я тому? Честно признаюсь: нет. Однако, иного выхода, как сотрудничать, не наблюдаю. Можем, конечно, привселюдно, грызться, как кошка с собакой. Глотки рвать. Только кому от того польза будет? Тебе? Мне? Революции? То-то!

– Говори прямо, что нужно?

Мимо, обтекая авто Зиновьева, растекалась людская волна: похороны Урицкого закончились, люди торопились по своим делам.

– Поддержка. – Чётко произнёс Председатель обороны Петрограда, Председатель Совнаркома Петроградской трудовой коммуны и Союза коммун Северной области, а также член Реввоенсовета 7-й армии (набрался Григорий Евсеевич должностей, будто собака блох), с высокомерием во взгляде и призрением в душе, всматриваясь в лица питерцев. – По-крайней мере, в главном. – Григорий Евсеевич развернулся всем телом к чекисту. – Будем откровенны: и ты и я, оба понимаем, Моисей занимал не своё место. Ну, какой из Соломоновича был руководитель ЧК, карающего органа революции, если его постоянно, чуть ли не за шкирку, приходилось заставлять подписывать постановления?

– Имеешь в виду дело Михайловского училища? – Произвёл «пробный выстрел» Глеб Иванович, однако тот оказался холостым. По крайней мере, Зиновьев сделал вид, будто не услышал в вопросе Бокия дополнительного смысла.

– И не только. Моисей спёкся. Я это ещё в июле заметил. Из него будто весь дух вышел. Хорошо, ты и Варвара оказались под рукой.

Точнее, мысленно усмехнулся чекист, хорошо, что под тобой оказалась Варвара.

– Успели урегулировать ситуацию. – Закончил мысль Григорий Евсеевич. – А если б не успели? Представляешь, что бы сейчас творилось на улицах Петрограда и губернии, в связи с покушением на Ильича, не очисти мы город от той мрази? Молчишь? Правильно молчишь. Теперь о главном. Судя по всему, Совнарком примет решение о красном терроре по всей стране. По крайней мере, я на то надеюсь, даже отослал в Кремль своё мнение по данному вопросу. Но когда, то произойдёт, неизвестно. Пока только слухи бродят, а слухи, как известно, к делу не пришьёшь. Потому, имеется предложение. Считаю, Петроград, как город революции, должен стать авангардом в данном деле. И первым начать работу по очищению улиц от контрреволюционного элемента.

– Хочешь перед Советом поставить вопрос о введении террора в Питере, не дожидаясь постановления СНК?

– Именно! И надеюсь на твою поддержку. Что-то смущает? – Вскинулся Председатель всего и вся. Его колкий, цепкий, пронзительный взгляд вцепился в душу чекиста. Глеб Иванович сделал попытку отвернуться, однако, не смог: зрачки Зиновьева, казалось, загипнотизировали его.

И Бокию стало страшно. Противно и страшно.

Он вдруг вспомнил допрос Риксом князя Меликова. От недавно увиденного холодный пот снова прошиб чекиста. Не умом, сердцем, внутренностями, телом почувствовал: откажет сейчас в помощи Зиновьеву, завтра привинченный к полу табурет в допросной камере будет греть его зад.