Алексей Игнатов - Сундук с предсказаниями

Дверь была белая. Это все, что разглядел машинист, пока его локомотив таранил черный седан Ларджио, когда-то дорогой, а в тот момент уже старый и едва способный передвигаться. Он выскочил на рельсы, а водитель даже не повернул голову, когда въехал под поезд. Вот это и врезалось в память машиниста Арнольда Грини – белая дверь черной машины, и полное равнодушие водителя.

Два куска металла столкнулись, и этот удар не оставил никаких шансов тому, что раньше было автомобилем. Громкий гудок, рев мотора, удар – и тишина, которую нарушал только стук колес. Слишком тяжелый, слишком быстрый, что бы тормозить, поезд ехал дальше, а комок железа остался лежать рядом с рельсами.

И комок изодранной человеческой плоти в нем.

Почти никто не знал, почему водитель, запечатанный теперь в гробу из мятого металла, выскочил на рельсы, куда он спешил и почему не пытался остановиться. А тот, кто знал, мог бы сказать только одно: случилось то, что должно было случиться.

Сундук знал обо всем. О поезде и аварии, о крови чайки на бампере и о рубашке, похожей на мыльный пузырь. О выстрелах, ноже и сгоревшем Оазисе.

А тот, кто знал о сундуке, мог бы многое рассказать. Но никто не спрашивал его ни о чем, а он не говорил – ни о поезде, ни о сундуке, ни о походе в лабораторию нейрофизиологии университета города Блотгета.

Жизнь университета в июле совсем не та, что в феврале или мае. Жара заливает улицы города, люди ищут укрытие в кафе и торговых центрах, там, где есть кондиционер или лед в высоком бокале. Сезон экзаменов заканчивается, учеба заканчивается. Толпы перепуганных студентов пропадают из вида, преподаватели живут своей тайной летней жизнью, и почти не попадаются на глаза.

Можно пройтись по всем этажам и не встретить никого, кроме охранника на входе. Он скучает и рассматривает экран телефона, а вовсе не экраны мониторов. На этих экранах – пустые коридоры, там не на что смотреть. Иногда он строго спрашивает входящих, куда те идут. Охранника устроит почти любой ответ, и на этом его работа заканчивается.

Чужакам и злодеям просто нечего делать в июльском университете. Все ценное, что там можно найти, или упаковано в сейфы с сигнализацией, или весит слишком много, или выглядит слишком странно. Бродяга найдет себе для ночлега место попроще, чем запертая лекционная аудитория, а случайный наркоман ограбит аптеку, а не университетскую лабораторию. К тому же Блотгет не жалуется на избыток бродяг и наркоманов, разве что на самой окраине мелкие банды разбирают угнанные машины, но и им нет дела до университета.

А потому четыре фигуры в пустом коридоре шли свободно и не прятались. В этих коридорах не бродят чужаки, и если кто-то пришел туда, где и так учился весь год, значит, ему что-то нужно. Охранника это умозаключение вполне устроило, а главарь импровизированной банды легко нашел бы оправдание походу по пустым коридорам.

Родные называли его Эмилем, а приятели – Головой, и он принимал прозвище как комплимент. Самый старший, самый образованный, самый умный в компании (по его же мнению), он соглашался принять имя «Голова» от тех, кого звал Кляксой и Фиником. Камеры его не смущали, а ключи в руке говорили, что он вправе ходить, где хочет и открывать все двери, к которым ключи подойдут.

Чак, спортивный парень в белой водолазке, шагал следом за Головой. Еще двое тащились следом за ним, и явно показывали своим видом, что им тут не место. Один из них, сутулый юноша в линялой футболке, говорил это вслух.

– Мне тут не место! – не в первый раз повторил он. – Нас же поймают и отчислят.

– За что? Мы просто идем по коридору. Ходить не запрещено! – Эмиль назидательно поднял палец.