Вячеслав Морозов - Стрингер

Тёмно-серебристая туша самолёта Ан-12, описав после взлёта восходящую дугу, легла на курс, добирая недостающие сотни метров по вертикали и недостающие километры до точки выброса десанта. Ровный гул турбин убаюкивал. Слегка потряхивало. Облачность осталась внизу. В иллюминаторе проплывала привычная серо-молочная взбугренная поверхность облаков. Ребристый алюминиевый пол трясло мелкой дрожью. В полумраке самолётного чрева перед Николаем Горячевым тянулся противоположный ряд сидящих товарищей, схожих обликом, позой, снаряжением, и поэтому сейчас выглядевших массой. Внизу, на земле, в казарменной солдатской жизни – это каждый наособинку, скроенный и сбитый на свою колодку, со своим характером, привычками, изъянами, достоинствами, со своим сроком службы за плечами – «деды», «салаги», «черпаки»… А тут, как в строю или на марше, – масса. Ушанки завязаны под подбородком, руки в коричневых байковых трёхпалых рукавицах – на запасках, на плечах – лямки основного парашюта, от которого за спиной тянется к тросу, протянутому вдоль бортов самолёта, серый вытяжной фал, защёлкнутый на тросе карабином. Правда, кто в валенках, а кто в сапогах. В сапогах, в основном, старослужащие. Командир роты не стал настаивать: «Чёрт с вами, мёрзните на здоровье, кому хочется. Старшина, а молодым всем выдать валенки. Командирам взводов – проверить!»

С одной стороны он, конечно, прав. Морозец сегодня чувствительный, как сказал москвич Витька Мазуров на утренней зарядке. Построение на плацу, марш-бросок к парашютному складу, загрузка парашютов в КрАЗ – тут «малое стояние», движения больше, ноги почти всё время в работе. Потом на машинах – на взлётное поле. Тут комфорта мало. А дальше – ожидание своей очереди на погрузку в самолёт. Построение, подгонка лямок, последние проверки – это всё больше топтание на месте. Тут о валенках бы и вспомнить в самую пору. Последние полчаса рота сидела в ряд на краю аэродрома, опустившись на снег и опершись спинами на парашюты. Курили, балагурили. Мимо, поскрипывая снежком, проходили на посадку в колонну по два счастливчики из других рот и дивизионов. Валерка Курицын, земляк, механик-водитель БМД, махнул приветственно рукой, проходя мимо:

– Привет комиссару Микловану! Давай с нами, пристраивайся.

«Миклованом» Кольку Горячева прозвали за внешнее сходство с каким-то киногероем из венгерского боевика: высокий, подтянутый, подбородок с ямочкой. Прозвище утвердилось после стрельбы по мишеням «бегущий кабан» и «бегущий олень», когда Колька срезал их двумя короткими – в два-три патрона – очередями из АКМС [1]. Говорят, что киношный комиссар Миклован тоже бил без промаха. Сам Николай фильмов про его подвиги никогда не видел.

В брюхе самолёта был всё тот же «дубарь», что и на аэродроме, но лёгкое напряжение, пришедшая собранность, готовность к прыжку слегка подогрели кровь и загасили дрожь. Ноги, правда, как замёрзли – так и не отходили, несмотря на суконные портянки. Колька надел сапоги вовсе не для форса (офицеры вон – тоже все в сапогах). Год назад, в феврале, вот так же они прыгали где-то под древним городом Изборском. Но то ли лётчик не рассчитал силу ветра, то ли ветер внезапно усилился, только вынесло их на пашню – на окаменевшую зябь, как раз на взлобок, с которого февральская падера смыла снег почти дочиста. Приземлился, сгруппировавшись по всем правилам, но правой пяткой угадал-таки в гребень борозды. Боль жгучей стрелой пронзила ногу. Думал, не добежит до пункта сбора. Позже рентген показал, что трещинка в пяточной кости совсем небольшая. Оно и правда, вскоре заросло, как на собаке, но порой на строевом прохождении, когда перед трибуной с высоким начальством надо было как следует «влупить», он правую ногу придерживал – что-то внутри, похожее на предохранитель, срабатывало, как бы напоминая: «А помнишь, как ток от пятки до темечка жогнул? Сейчас опять шибанёт!..» Пробовал для самоуспокоения отбить на плацу чечётку – ничего, не болит. А как доходило до строевого смотра или, как сейчас, до прыжков – нет, уж лучше поберечься. Каблук при приземлении надёжнее. У валенок разве подошва? Полсантиметра валяной овечьей шерсти – это не защита, это всё равно, что босиком выпрыгнуть на асфальт со второго этажа.