Марина Косталевская - Стрела в полете
Автор выражает благодарность за участие в издании книги Надежде Рейн и Василию Рудичу
О СТИХАХ МАРИНЫ КОСТАЛЕВСКОЙ
Марина Косталевская – прежде всего лирический поэт. Какова ее лирическая тема? Это тема – голос внезапности, переменчивости Судьбы, голос дыхания, перебиваемого внезапной дрожью. По стихам Марины Косталевской можно проследить, как созревает душа.
В книге нет буквальной хронологии, она выстраивается, прорастает с той же естественностью, с какой растут цветы и деревья. Конечно, в ней угадываются какие-то узловые моменты биографии, неординарность человеческой и женской судьбы, переезд через океан, обретение новой жизни. Но не это главное, эти биографические проблески – не явное, потому что само существование стиха, поэзия как ежедневное духовное напряжение заслоняют все остальное. География этой книги – прежде всего стороны души, а не стороны света.
Лучшие стихи Марины Косталевской зачастую близки к парадоксу, к оксюморону. Они – напоминание о том, что у всякой медали есть оборотная сторона. Именно так прочувствованы, так написаны многие стихотворения. Эта книга еще раз подтверждает не новую мысль о том, что главное в стихах – не содержание, а содержательность, и она у Марины Косталевской глубока и, что мне кажется важным, незаемна, она – продолжение ее собственного существования.
Своими корнями стихи Марины Косталевской иногда уходят очень глубоко, нередко вызывают даже евангельские и ветхозаветные аллюзии. И именно оттуда, из бездонного исторического колодца и великой мифологии, происходит возвращение к себе.
Однако в стихах Марины Косталевской можно найти аллюзии и к поэзии Серебряного века, и, в частности, к лирическому наследию Анны Ахматовой.
Марина Косталевская словно вычленяет свое время из общего времени, из времени вообще, и через него она определяет и свои взгляды, и свои поступки. Вот, пожалуй, истинная тема этой книги, ее лейтмотив.
Тема эта звучит иногда нежно, иногда жестко, иногда беззащитно-трогательно, но всегда – четко и определенно. Внятно, вопреки многим иным голосам. Внятность эта проступает и в лирической миниатюре, и в «Венке сонетов». Звук стиха совпадает с метрономом. Звук этот естественен, как походка, как дыхание сильного и достойного человека. И это уже очень много. Что бы ни писал поэт, он всегда пишет о своей судьбе:
Давно кем-то сказано, что поэзия есть чувство собственной правоты. Эту истину полностью подтверждают стихи Марины Косталевской.
Евгений Рейн
Этюды
* * *
Весь мир открыт. Чиста страница.
Напоено мгновенье снова
желанием остановиться,
продлиться, перелиться в слово.
Еще не различимы звенья
и поступь звуков не ясна.
Еще лежит стихотворенье
песчинкой в раковине сна.
Но мановением руки,
уже скупым и суеверным,
отмечен поворот строки,
который отзовется первым.
* * *
Скреплены земною осью
на стихи и на беду,
даже имя это – Осип
знали в Пушкинском роду.
Пела эллинская память
им бессонницей ночей,
и лежал сизифов камень
горкой пепла на плече.
Медлил долгое столетье
Черной речки поворот,
ждал, пока Россия, Лета
станет Речкою Второй.
Это только параллели,
но они сойдутся там,
где за точкой дальней цели
нет названия стихам.
Где названье – бесконечность,
где, свободный от примет,
есть единственный и вечный
Божьей милостью поэт.
* * *
Поблажек ночь не терпит.
В разбавленности дней
тревоги привкус терпкий
скрывается на дне.
Но в полночь дрожь колотит,
как сторож, бьющий в лист.
И обогнал в полете
стрелу веселый свист.
Искать укрытье поздно,
и где-то впереди
уже разрежен воздух,
запрятанный в груди.