Влад Райбер - Страна вечного детства

Привет! Если вы меня знаете, то я хочу вам объяснить, что это за сборник такой, потому что я думаю, у моих давнишних читателей могут возникнуть вопросы.

В рассказах, вошедших в сборник, мало экспериментов. Почти все они написаны от первого лица, как на заре моего творчества. У них есть формат, есть заданный объём и есть структура: почти каждая история состоит из тринадцати эпизодов. Это не волшебное число, а так было удобно рассчитывать время для прочтения – примерно двадцать минут на историю.

Хотя в сборнике есть рассказы вполовину короче, и вы наверняка заметите, что они серьёзно отличаются от остальных своей лёгкостью: в них не будет чего-то особенно страшного, не будет крови, ужасных смертей и каннибализма… В других рассказах этого "добра" полным полно.

Так… И зачем всё это нужно?

Сейчас объясню. Видите ли, не так давно я начал работать с YouTube-каналами страшных историй, а ещё с литературными журналами. Для них я пишу эксклюзивные рассказы, которые идут на озвучку или в печать.

Многие из историй сборника вы можете послушать на YouTube-каналах NOSFERATU и DARK PHILL. Передайте им от меня лайк и комментарий!

Версии рассказов в озвучке и в этом сборнике могут немного отличаться, хотя бы потому что истории в озвучку уходили без редакторских правок, а над текстом для сборника старательно поработала Алёна Кулакова. За что я ей очень благодарен. Ещё в рассказах могут отличаться некоторые эпизоды, а у некоторых персонажей сменился пол… Почему? Истории писались под мужские голоса, а мне хотелось, чтобы в рассказах были не только главные герои, но и героини.

Действие рассказов часто происходит в квартирах, в подъездах, во дворах. Оказывается, именно такие истории нравятся многим любителям российских ужасов.

Больше не отвлекаю. Приятного прочтения! И напишите, пожалуйста, потом отзыв!

Теперь я верю, что страшные ленинградские события помнят не только люди – помнят их и старые дома… Но расскажу обо всём по порядку.

Мой дед до глубокой старости сохранил ясный ум. Я не помню, чтобы он хотя бы раз средь бела дня говорил что-то бредовое или безумное. Дед принципиально не смотрел телевизор, но всегда очень много читал, я только и видел его с книжкой в руках.

Даже когда у него серьёзно испортилось зрение, он не смог отказаться от этой привычки и заказал себе очки с очень толстыми линзами, в которых у него глаза были смешными, как у лемура.

Дед всегда казался мне спокойным, он редко выдавал эмоции, но оказалось, что в его поведении есть особенность. Об этом я узнал только в студенческие годы. От дома бабушки с дедушкой до моего университета можно было дойти пешком за пять минут, поэтому я часто оставался у них ночевать. Они сами на этом настояли и выделили мне комнату.

Однажды ночью я проснулся от дикого вопля. Это кричал мой дед. Перепугавшись, я вскочил и вбежал к нему. Дед вскрикивал, зажимая уши дрожащими руками, глаза его были как стеклянные.

– Что случилось? – я тряс его за плечо. – Тебе плохо? Скажи, что случилось?

Дед обратил ко мне своё бледное лицо и сказал:

– Покойников та-тащат! Слышишь? На-на лестнице! Покойников та-тащат! Покойников та-тащат!

Слово «покойников» он каждый раз проговаривал чётко и всегда «спотыкался» на слове «тащат». Мой дед говорил с заиканием с самого детства…

В ту ночь, когда я сидел на его кровати, а он снова и снова повторял одну и ту же фразу «Покойников та-тащат!», я не знал, что и сказать, подумал, что у старика поехала крыша. Но тут в комнату пришла бабушка и сказала мне, что ничего страшного, случается такое у деда. Прошлое его беспокоит, детство было тяжёлое, страшное, кошмары снятся. Бабушка погладила мужа по голове, как ребёнка, сказала: «Не кричи, ложись спать, хорошо всё». Дед сразу успокоился, опустил голову на подушку и уснул.

Следующим днём бабушка рассказала мне, в чём причина ночных пробуждений старика. Он в этом доме родился и прожил всю жизнь. Его детство пришлось на блокаду Ленинграда. В первую и самую страшную зиму отец умер от голода. Тогда моему деду было только одиннадцать лет. Он остался жить вдвоём с матерью. Они мёрзли, голодали, выживали как могли. Спасло их то, что мать всю блокаду работала на заводе и ей выдавали больше хлеба.