Виктор Б. Кривулин, Михаил Я. Шейнкер - Стихи. 1964–1984

* * *

О себе писать стыдно, и тем не менее я всю сознательную жизнь этим занимаюсь, избрав медитативную элегию в качестве преимущественного жанра, может быть, потому, что в других разновидностях словесной деятельности «я» пишущего не так существенно. Если же перейти на язык анкет и Плутарха, то получится, что я родился в июле 1944 года где-то в районе Краснодона, прославленного Фадеевым, с которым мой отец, тогдашний военный комендант этого местечка, был знаком по роду службы, содействуя сбору материалов для будущего романа «Молодая гвардия». С 1947 года и по сю пору, с незначительными перерывами на Москву, Париж и Крым, живу в Ленинграде, который нынче можно снова именовать Санкт-Петербургом. Поступил на итальянское отделение филфака с единственной целью: прочесть «Божественную комедию» на языке оригинала. Цель эта до сих пор не достигнута… Как бы то ни было, закончил я уже русское отделение (дипломная работа по Иннокентию Анненскому). Стихи пишу, сколько себя помню, но серьезно относиться к ним стал только после 1970 года, когда за чтением Баратынского (Боратынского?) посетило меня, если так можно выразиться, формообразующее озарение – и я как бы обрел магическое дыхательное знание собственной, уникальной интонации, неповторимой, как отпечатки пальцев. Ощущая свою принадлежность к так называемой новой ленинградской поэтической школе (Бродский, Стратановский, Шварц, Миронов, Охапкин), с общим для ее авторов балансированием на грани иронии и пафоса, абсурда и спиритуального воспарения, сюрреализма и ампира, смею утверждать, что во многом и отличаюсь от упомянутых авторов. Не стану скрывать, что испытал известное влияние московских концептуалистов (Пригов, Рубинштейн) – впрочем, не столько литературное, сколько человеческое. Пишу – квантами, объединяя тексты в небольшие сборнички (нечто среднее между стихотворным циклом и поэмой), которые, в свою очередь, самопроизвольно сливаются в более обширный текст, организованный скорее по законам архитектурной и музыкальной композиции, нежели по собственно литературным правилам. Первая такая книга – «Воскресные облака» – вышла в самиздате в 1972 году, последняя – «У окна» – в 1992 году. За двадцать лет поэтическая манера, естественно, претерпела существенные изменения, но менее всего изменилась интонация.

1993

I. Воскресные облака

«Кто видел ангелов – тот светится и сам…»

Кто видел ангелов – тот светится и сам,

Хотя и светом отраженным.

Кто с ними говорил – пчела завороженно

К его прилепится устам…

Октябрь 1971

Облако воскресения

Воскресение

Посмотришь: день настолько тих,

что впору усомниться –

да существуешь ли? не призрак ли? На лица

воскресный сон сошел, и в сонме их

узнаешь ли свое, когда клубится

толпа, как дым, – не время ли проститься

с подпольем помыслов своих?

Не время ли принять из красных рук

глоток и отдыха и дыма?

Тем и за труд мне платят нелюбимый,

что тих воскресный день, что облачен досуг,

что ветром жизнь над городом гонима,

как будто вымершим – настолько нелюдимо

собрание каналов и разлук…

1971

«Где ты идешь – не движется ничто…»

Где ты идешь – не движется ничто,

но камень шага намертво привязан

к моим ногам. С евангельским рассказом

не воскресают. Слово-решето

не держит влаги. Плеск переполняет

ущербины гранита, где больная

плывет в сомнамбулическом авто

история. Где Ты идешь – застыл

цитатой ночи, взятой вне контекста,

непросвещенный камень места,

но прошлого моста шатается настил

над пропастью. Сквозь решето просеян,

мучнистый снег висит над воскресеньем.

Я просыпаюсь. Не хватает сил

из пелены испепеленных лет

ладони выпростать наружу.

Маршрут на службу огибает лужу,

где зыблем темный силуэт

классического зданья. Учрежденье

лежит на мостовой, прикидываясь тенью.

Следующая страница