Татьяна Миловидова-Венцлова - Сон не обо мне. От Пушкина до Бродского

В юности я не мыслила жизни без актерской профессии. Так случилось, что из-за проблем со связками мечту пришлось оставить. Но ведь можно перевоплощаться не только на сцене. Так или иначе все мы играем в этой жизни самые разные роли. А не попробовать ли сыграть роль женщины, в судьбе которой есть некие параллели с моей? Да пусть даже их и вовсе нету… Роль есть роль. Сыграть ее не на сцене, а в книге?

Все, что когда-либо происходило в моей жизни, жизни родителей, всех и каждого из моих друзей и знакомых, о которых я хоть что-нибудь, да знаю; все, что прочла, что сумела осмыслить на своем веку, каждая мелочь, увиденная, услышанная даже ненароком, – все это словно песчинки, слепленные временем, его ветрами в единый камешек. Словно гены плодородия в зерне, положенном в блюдце с водой и выставленном на солнце. И вот оно, зерно, начинает прорастать.

Чтобы «проросла» роль, понадобится узнать о героине все, вплоть до мелочей: рассмотреть родинку на запястье, представить походку, жест, услышать голос; познать, в чем ее сила, в чем слабость – почувствовать ее как самое себя. И только тогда, когда она, моя героиня, станет плодом, который я несу в себе, – только тогда я имею право помыслить о чуде перевоплощения, чтобы оказаться уже не собою, а ею, иной.

Великое благо, ежели Он: ангел ли? Бог? – оторвет от суеты, быта, невзгод и унесет в мир той, в которую я перерождаюсь. Она одолевает меня, как неожиданная болезнь: мы сливаемся, и я уже не тень ее, я – она. И она – перед вами.

Милая N., писать к Вам полагаю ненапрасным. Всегда писала Вам что-нибудь касающие до моей души. Просили Вы меня писать по-русски, а трудно мне, хоть и учусь я, опять стану писать по-французски.

Могу делиться с Вами – право, даже с сестрами не стала бы столь открыто беседовать о том, что на душе у меня. Писала ли я Вам: некто ко мне сватается? Вряд бы догадались! Душа моя, удивительная новость! Ведь то не кто иной, как Александр Пушкин! Да-да, сам стихотворец Пушкин ко мне сватается! Признаться, я в смятении.

Премного я озадачена, чем вызван его ко мне интерес. Вообразите, он впервые увидал меня на балу у Йогеля. На мне было самое любимое белое воздушное платье и золотой обруч на голове. Когда мы были представлены друг другу, он говорил восторженно, я же стыдливо отвечала. Он даже напугал Маминьку своими длинными ногтями, особенно тем когтем, что на мизинце! Это и мне вовсе не пришлось по нраву. К тому же у него такие толстые губы и едва ли не сердитый вид. Я была напугана. Однакожь, вздор! Так любезно осведомился он о моем здоровьи, о здоровьи Папеньки, сестер и братьев, весело глядел на меня, глаза у него добрые – страх мой немедля прошел.

Он бывал у нас. А нынче посватался! Маминька говорит, что следует подождать и оглядеться, что рано думать мне о замужестве. Я ведь до сих пор с куклой сплю. Ах, вздор! Могу оставить куклу. Еще не знакома я с его сочинениями. Александрина сказывала, стихи необыкновенно хороши. Намереваюсь прочесть.

Ах, право, жаль, не могу я поделиться с Папенькой, а желала бы знать его мнение о женихе. Вы, наперсница души моей, как никто иной знаете, люблю я моего дорогого Папеньку. Так давно он не в себе. Целую вечность живет в отдельном флигеле. Признаться, я очень страдаю: он ужасно одинок и нещастлив. Маминька редко позволяет нам видеться. О, как это тяжко для бедного Папеньки, он так мечтает о наших свиданиях! Однакожь нынче мне неприятен его какой-то необычайный запах и вид его с обросшими волосами. Странно, я не замечала этого ранее. Ведь любила я, хоть и редко мне позволялось, говорить с милым Папенькой. Как он играл мне на скрипке! Нынче играет для себя. А завидев меня из окна, едва ли не утирает слезы. Он, как и дединька, очень меня любил всегда. Видите ли, милая N., меняется наша жизнь. Вот ко мне уже и свата послали. И сватается сам Пушкин!