Шанжан Тряпье - Солнечный меч

Первое что я помню – это долгое падение и острая боль в спине. До этого в моей голове нет ни одного воспоминания. Похоже, моё существование началось со стремительного падения с высоты и резкой боли в позвоночнике. А потом на меня упал мой меч.

Мой меч, длинный полуторный клинок, тяжёлый, как сама жизнь, упал плашмя прямо мне на грудь, отчего я, одуревший от головокружительного падения, окончательно потерял ориентацию в пространстве, и когда перед моими глазами загорелась ослепительная вспышка, сознание сразу покинуло меня.

Но всё это я вспомнил несколько позже. А сначала для меня был свет. Свет пробивался сквозь закрытые веки, окрашиваясь розовым, и я подумал бы, что я в раю, если бы не ломило спину. По моему мнению, в раю ни у кого ничего болеть не может, а значит, я был ещё живой.

Подле меня послышалась незнакомая мне речь, мужчина средних лет говорил спокойно и без злобы, поэтому я открыл глаза, желая увидеть его, кто произносил надо мной мирные речи. Сначала я увидел над собой горние выси, светлые сияющие своды небесных храмов… А потом понял, что это полог матерчатого шатра, через который просвечивает солнце. Я лежал на своей беспощадно ноющей спине и не находил в себе сил даже поднять голову, даже разлепить ссохшиеся губы или пошевелить рукой.

Смуглый мужчина, закутанный в светлые одежды, наклонился надо мной. Положил тонкую руку на мой лоб и что-то сказал, обращаясь к кому-то, кого я не видел. Несколько голосов ответили ему, и я понял, что в палатке кроме нас находятся ещё мужчины в возрасте воинов. Чужие руки приподняли меня и поднесли мне чашу с водой. Так я понял, что лежу обнажённый на низком ложе, прикрытый шерстяной тканью, и увидел сидящих вокруг меня на коврах мужчин в белых и синих одеждах, их головы были закутаны светлыми тканями, а лица темны.

Тот, кто давал мне напиться, обратился ко мне на своём языке, но я только повёл глазами в стороны, делая знак, что не понимаю его. Тогда он заговорил со своими соплеменниками, и те отвечали ему, кто раздумчиво, а другие сердито, и они указывали на меня, и взгляды их скрещивались надо мной. Потом один из них подошёл ко мне, низко наклонился и посмотрел в мои открытые глаза. Лицо его было окаймлено чёрной бородой, в которой уже было немало седины, но он был прям и ловок, как юноша. От него пахло корицей и горячим песком. А когда он выпрямился, то произнёс несколько слов, после которых никто из них больше не говорил, и все они поднялись и вышли из шатра, оставив меня одного.

День закончился, и ночь снова сменилась днём, и за это время я пришёл в себя и уже мог вставать со своего ложа, и человек, который находился подле меня, дал мне странную одежду, чтобы я скрыл свою наготу. Эти одежды были подобны тем, которые носили они. Просторная полотняная рубаха до земли, и длинный плащ из некрашеной шерсти, который я неумело обернул вокруг себя, по примеру этих людей, и синяя полоса ткани, чтобы повязать ею голову, полностью скрывая волосы.

Наутро он разбудил меня рано, солнце ещё не поднялось, но я слышал, что всё вокруг пришло в движение. Пока я одевался и пил принесённое мне питьё, пришли какие-то люди, и быстро свернули шатёр, превратив его в тюки ткани и моток верёвок. Я увидел, что этот шатёр был лишь одним из многих, подобных моему, собранных из разноцветных пёстрых тканей, и все их постигла такая же участь, и эти люди собрали все свои вещи, чтобы перевезти их на другое место.

Стоя на том месте, где только что был шатёр, босой, в непривычной грубой одежде, я увидел место, в котором я находился. Вокруг простиралось только ровное пространство, заполненное светлым песком.

И кругом были люди, которые говорили на незнакомом мне благозвучном языке и многие из них смотрели на меня и переговаривались, указывая в мою сторону. Я увидел молодых юношей с глазами, горящими подобно звёздам, и мужчин, которые походили на их отцов, с серебряными нитями в чёрных бородах, и стариков, которые были убелены сединой, но остались бодры и прямы. И я увидел женщин, закутанных в покрывала так, что только глаза смотрели над краем плотных тканей, и увешанных украшениями так, что они звенели при каждом их шаге.