Александр Староторжский - Солнце, вино и поджаристый хлеб во Франции

Я сижу в скверике напротив Жёлтого Дома. Кругом цветы, лето. Время удобное, около 14 часов. Народу нет. Все работают. Все – кому платят. А мне не платят. Я пишу пьесы для театра, я драматург и государству совершенно безразличен… Выяснять почему, не хочу, это бесполезно и противно. Наврут мне что – нибудь. И все… Мне это не нужно. Этого я наелся до серьезного отравления.

Впрочем, я не совсем точен. Что – то платят. Высылают от валового сбора 10 процентов. Это гроши, на которые жить не возможно, но сказать, что «мы платим» – можно. Гонорар за постановку не платят, у театров нет на это денег. А вот в СССР за постановку выплачивали сумму, на которую можно было жить 1— 2 года вполне сытно и комфортно. Ну, например, внести первый взнос за кооперативную квартиру и получить ее. И обставить отличной румынской мебелью. Купить огромный финский холодильник и цветной телевизор отличного качества. И на еду и одежду останется! А если пьеса разбежится широко, по всему Союзу – драматург очень надолго забудет, что такое проблемы с деньгами! Вот так! А сейчас, как вы понимаете, жизнь совсем другая. СССР, дорогой, я не забыл тебя!

…Что я делаю в этом скверике? Я скажу. В Желтом Доме когда – то была квартира моего деда. Четырехкомнатная. Он получил ее в 1944 году, когда был назначен заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров РФ… Два года дед работал совершенно на износ (как все), почти не покидая своего кабинета, а потом был снят за АМОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ и отправлен в Брянск, Председателем Облисполкома… Там и умер через 4 года. То, что он умер в 55 лет, никого в семье не удивило, (кстати, московскую квартиру семье оставили), а вот АМОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ всех потрясло… Что это значило? Этого быть не должно! Это невозможно! Но потом поняли: Сталин был большой шутник, и это он, наверное, придумал причину, объяснявшую странное, несправедливое, ошеломляющее перемещение дедушки в пространстве. Видимо вождю кто- то из молодых спецов приглянулся, и он захотел проверить этого человека в работе на новом месте. Дедушку тоже проверили: дали орден Ленина, орден Великой Отечественной Войны Первой Степени, не расстреляли, что было привычно, а направили на другую серьезную работу. Видимо дед был толковым человеком, и Сталин об этом знал…

Через месяц после смерти дедушки, (он умер за 4 месяца до моего рождения) умерла его жена, наша бабушка. Дети чуть не сошли с ума. Я думаю, Правительство СССР не бросило бы моих теток и дядьку в беде, дало бы какие – то деньги на существование, такое отношение было нормой, но, слава Богу, этого не потребовалось. Мой папа, гордый офицер КГБ и старший брат, от помощи Правительства отказался, поскольку получал очень и очень прилично. И обременять Родину своими проблемами не хотел. Через два года младшие работали и учились.

Ну, хватит сидеть. Пора уходить. Маршрут длинный, а хожу я не без труда. Домой опаздывать нельзя, надо колоть инсулин. Кстати Желтый Дом расположен в любопытном месте. Он стоит за американским посольством, с тылу, перпендикулярно зданию посольства. И когда – то был населен знаменитыми людьми. Министрами, драматургами, артистами и артистками, дипломатами, режиссерами, ну и так далее. Время эта публика проводила так весело и так громко, что милиционеры, сидящие в кустах, вздрагивали. Ну что ж. Встаю. Иду. И перехожу на другую сторону Садового кольца. Там находится Поварская улица… Бывшая Воровского… Иду по ней и останавливаюсь… Самое начало улицы! Самое интересное место на ней! Справа – огромный бежевый дом, с гигантской аркой посередине, а слева, полукругом, расположено красивое здание Союза Писателей, бывшее дворянское гнездо. В доме справа жил когда – то знаменитый детский писатель, со своим многочисленным семейством. Теперь он, в виде памятника, расположился в сквере у дома, а сыновья его, (мужчины в возрасте), всемирно известные кинорежиссеры, жизнь которых, безобразно наврав, лихо описал писатель по имени Оторви Да Брось Миляга. Кстати, Миляга и папу, главу семейства, не забыл. Описал, как папа беседует с маршалом Малиновским. И в конце беседы дарит маршалу золотой кинжал с бриллиантами, надеясь этим вполне традиционным образом спасти младшего сына от призыва в армию. Потом он ушел, а маршал от такого поведения члена ЦК стал сходить с ума. И по подносу с лекарствами как долбанет ногой! БА- БАХ! Обслуга оцепенела. Мог ли это писатель видеть? Не думаю. Да и вообще никто видеть не мог. И слышать не мог. Просто любящий свое дело писатель, все это выдумал, объяснив нам, что свобода слова и паралич совести, современному писателю совершенно необходимы. Для работы. И достижения известности и КРУПНЫХ ГОНОРАРОВ. Ну ладно, останавливаем взор на Союзе Писателей. Он на другой стороне улицы.