Юлия Семибратова - След в ее постели

ГЛАВА 1 – «Запах»

Анна проснулась резко – как будто кто-то невидимый коснулся её губ холодной рукой. В глазах ещё плавал мутный сон – тёмные коридоры, закрытые двери, странные шёпоты за спиной. Она моргнула – темнота комнаты вернулась привычной тяжестью.

Запах пришёл первым – резкий, горький, едва различимый среди сладковатой пыли их спальни. Она вдохнула глубже. Нет – не приснилось. Гарь, дым и что-то ещё. Чужой след в их доме, чужое дыхание на её простынях.

Она посмотрела на мужа. Его лицо почти скрывалось в тени – только редкий свет уличного фонаря царапал щеку жёлтым пятном. Он спал, тяжело дышал. Рот приоткрыт – всегда так. Анна помнила это дыхание у своей шеи, на своей груди. Когда-то оно грело её больше любого одеяла. Теперь от него веяло холодом.

Она медленно убрала его руку со своего бедра. Осторожно, чтобы не скрипнул матрас. Её голые ступни коснулись пола – ледяного, будто в квартире разом выключили всё тепло. Анна всегда ругалась на эти полы. «Надо ковёр», – говорила. Он смеялся: «У тебя горячие ноги – зачем тебе ковёр?»

Теперь ей было холодно от этих слов.

Коридор встретил её пустотой. Тишина здесь всегда была особой – за много лет они научились жить тихо, говорить полушёпотом. Любить тихо. Изменять – тоже.

Анна шла медленно. Вдоль стены висела старая фотография: они вдвоём в Праге, за её спиной старинный мост и его рука на её талии. Она тронула рамку пальцем. Пыль. Пыль – как знак, что всё было давно. Она вспомнила тот вечер – как он смеялся, когда она просила его снять ей шапку, как держал её за пальцы, грея их своим дыханием. Тогда это было правдой – наверное.

Запах становился сильнее. Гарью пахло откуда-то из кухни. Анна прижала ладонь к груди – сердце билось быстро, гулко. Она знала, что найдёт там. Ещё не видела – но уже знала.

Кухня была полутёмной. Лампочка над плитой мигала, выхватывая пятнами её старую чашку, хлебницу, грязную тарелку с коркой сыра.

И мусорное ведро – металлическое, чуть приоткрытое. Над ним вился тонкий, почти невидимый дым.

Анна присела рядом. Откинула крышку – и почувствовала, как подкатывает тошнота. Среди обгоревших клочков бумаги торчал окурок – длинный, тонкий. Она узнала марку сразу: такие сигареты он покупал только однажды – на их первую годовщину. Тогда он курил их, лежа с ней на балконе, и говорил, что у них впереди «сто лет вместе».

Но на фильтре был чужой след. Бордовая помада, размазанная по белой бумаге. Она провела пальцем – краска размазалась на подушечке. На кухне запахло не только гарью, но и чем-то сладким, тяжёлым – чужим женским парфюмом, прилипшим к окурку.

Анна уставилась в дымящуюся мусорку и вдруг вспомнила, как неделю назад он сказал: «Съезди к маме, проведай её. Я разберусь с делами».

Она поехала. Она всегда ехала, когда он просил. Потому что любила его так, что верила каждому слову.

Она закрыла крышку и встала. Открыла окно – чёрный воздух города ударил в лицо, холодный и сырой. Где-то внизу гавкнула собака. Из-за угла дома медленно выползла машина, фары резанули стены двора.

Ей хотелось крикнуть – так громко, чтобы весь двор услышал, чтобы собака замолчала. Чтобы хоть кто-то понял, что здесь горит не мусорка – здесь горит она сама.

Анна провела рукой по своим волосам – влажным от пота. Она вдруг вспомнила мать – та всегда говорила: «Мужчинам нельзя верить полностью. Даже когда они спят с тобой рядом – половина их мыслей всё равно не твоя».

Она тогда смеялась. Глупая. Верила, что они особенные.

Она вернулась в спальню. Он спал – так же, на спине, с рукой на подушке. Его грудь медленно поднималась и опадала. Она села на край кровати. Смотрела на него так, как смотрят на чужого. Так, как смотрят на вора, который унес всё – даже воздух.

Анна медленно провела пальцами по его шее – кожа тёплая, чуть влажная. Она вспомнила, как целовала эту шею. Как оставляла на ней следы своих зубов.

Теперь на этой шее могла быть чужая помада. На его плечах – чужие руки.