Алексей Белозер - Шелест в камышах

Солнце садилось в воду, как брошенная на возвращение монетка. Раскалённый докрасна диск плавно погружался в тело реки на горизонте, отбрасывая на поверхность алые всполохи. Судя по всему, горизонт был очень далеко, поскольку здесь, на уединённом, тихом берегу не было слышно никаких звуков, и в особенности – того громового шипения, с которым солнце должно было опускаться в вечернюю, остывающую воду. Единственное, что достигло этого берега – вода, испарившаяся от погружения гигантского светила, что в виде тонкой плёнки тумана, простиралась теперь над землёй. Славику не доводилось видеть такого раньше. Ему было двенадцать, он сидел на бревне, что лежало на берегу, сползая с него задом практически до самого песка. И хотя двенадцать, такой возраст, относительно которого можно лишь фыркнуть: «Да что он там мог видеть вообще за эти немногие годы?!», с позиции автора, могу уверить, что многие люди проживают всю жизнь, так ни разу и не столкнувшись с тем явлением, которое сейчас наблюдал Славик. Ох уж эти взрослые! Они постоянно пытаются отвергать чудо! Объяснить его с научной точки зрения и пожать плечами: «Ничего удивительного!». И зачем только они это делают? Неужели в иные моменты им недостаточно просто созерцать и восхищаться? Неужели они становятся счастливее оттого, что умеют препарировать магию, раскладывать красоту по полочкам логики?

Что может быть странного в тумане? В самом деле, явление заурядное, хорошо знакомое не только жителям деревень, рыбакам, живущим в своих лачугах, да охотникам, ведущим отшельнический образ жизни в своих егерских домиках, но также не вызывающее никакого удивления в больших мегаполисах. Хотя, конечно, для тех, кто живёт ближе к природе, само понятие тумана куда более разнообразно, чем для городских обитателей. Они, как правило, различают только слабый туман или туман густой, вот и все их градации. Туман для них, это как облако, спустившееся на землю, иногда обволакивающее только лишь верхушки многоэтажек, а иногда опускающееся ниже, до самого асфальта. Мир начинает терять чёткость и конкретику, его очертания становятся размыты, словно город надевает тебе очки, которые тебе не подходят. Туман, как фотограф-экспериментатор, который наносит тонкий слой вазелина на объектив перед съёмкой, для получения интересных эффектов. И тогда городские романтики вздыхают, завидев в этом явлении таинственную загадочность, бросаются домой писать стишки под влиянием навеянного туманом вдохновения.

Туман, который видел Славик, был другим. Совсем другим. Он не опускался откуда-то сверху, не шёл стеной на него. Он приближался тонкой полоской, как змейка-медянка, параллельно земле. Словно огромный, невидимый нож намазывал этот туман на землю невесомым, прозрачным слоем. Настолько невесомым, что тот даже не касался земли, а спокойно покачивался в полуметре от её поверхности. Славик смотрел заворожённо на это тончайшее, колышущееся покрывало. Может, прекрасная невеста молодого бога, утомившись после торжества скинула с себя фату, перед церемонией брачной ночи?

Загипнотизированный этим зрелищем, Славик подумал – как бы этот туман не перерезал его пополам.

Он вскочил на ноги и уже стоя продолжал смотреть на приближающуюся дымку. Вскоре туман достиг его, нежно обогнул и двинулся дальше, а он так и продолжал стоять по пояс в тумане. Глядя сверху на летнюю траву, он смутно различал её очертания. Затем присел, заглянул под туман, словно под кровать. Под туманом оказалось гораздо теплее. Он накрылся туманом с головой, как одеялом. В таком тумане вполне можно было бы играть в прятки. Если бы сейчас пришли взрослые, они ни за что не нашли бы его. Он несколько раз встал и сел, забавляясь фантастичным зрелищем. Смеркалось. Решив провести под туманом ещё немного времени, он снова опустился на старый, упавший когда-то тополь, на котором сидел раньше. Перед ним лежал весьма пологий берег, хоть и песчаный, но не дотягивающий до звания пляжа, поскольку был диким, неприрученным, неосвоенным туристами и на всём его протяжении довольно часто росли жёсткие колючки. Дальше начиналась вода, Славик видел её кромку, с ритмичными накатами, а дальше уже всё смешивалось с туманом.