Эйлин Рeй - Сердце Эрии

* * *

Моим родителям.
Я люблю вас

Эсмера молила луну о детях, и та подарила ей дочерей. Мать наделила их мудростью звезд и долголетием гор, но отняла любовь, чтобы та не смогла ослепить.

Кружево лжи

189 год со дня Разлома

5-й день одиннадцатого звена

Гехейн противился приближению зимы.

Она медленно подбиралась к берегам Дархэльма: первый снег едва припорошил землю, но рычащие голодные волны уже слизали его с темного песка, а колючий ветер подхватил одинокие снежинки, сорвавшиеся с ночного неба, отнес их к променаду и замел под деревянные настилы, будто стыдливо пряча сор от чужих глаз.

Одинокая луна, бледным оком подглядывающая из-за черных туч, уже готовилась нырнуть за покатые городские крыши и уступить место пока еще дремлющему солнцу. Совсем скоро его золотые лучи, словно рыщущие лапы, заскользят по мостовым Акхэлла, заскребут тонкими когтями по окнам, нырнут под потрескавшуюся черепицу и ласковым теплым касанием пощекочут пушистых альмов, чье заливистое пение разбудит жителей раньше городских колоколов.

Вот только сегодня будить им было некого.

Акхэлл не спал. На берегу горели высокие костры, вокруг которых, будто щебечущие стайки птиц, сгрудились люди. Ароматный мед плескался в глиняных чашах под аккомпанемент голосов и треск сухих поленьев, согревал замерзшие руки и растекался теплом в груди. Благодаря ему легкий мороз, игриво щиплющий налитые румянцем щёки, оставался незамеченным.

Уходящая ночь полнилась музыкой, заливистым смехом и оживленными беседами. Но, несмотря на непринужденность жестов и кажущуюся беззаботность на раскрасневшихся лицах, в воздухе ощущалось напряжение. Он будто стал плотнее, тугими путами овил проворные пальцы музыкантов, и в незатейливых мелодиях зазвучали печальные ноты, а каждый вдох тяжестью оседал в груди, отчего даже самый звонкий смех казался вымученным.

Минуло целое звено с того дня, как каравелла Азариса Альгрейва подняла темно-голубые паруса, наполнила их яростным соленым ветром и покинула причал. Вскоре избитое разъяренным морем судно должно было вернуться домой, и третью ночь подряд люди жгли костры на берегу, с возбуждением вглядываясь в горизонт и с колкой тревогой в сердцах готовясь вылавливать обглоданные водой обломки.

– На кого ты поставил, Алвис? – К одному из костров подошел темноглазый юноша с острым орлиным носом и подсел к старику, плеснув ему медовухи в опустевшую чашку. – На безумное море или более безумного капитана?

Бывший моряк, не понаслышке знакомый с яростью морских вод, еще в молодости лишивших его глаза и многих друзей, медленно отхлебнул горячий напиток. Ответ не спешил слетать с сухих, растрескавшихся губ. Словно не замечая пытливого взгляда юноши, старый Алвис весь обратился в слух и не сводил единственного глаза со Сказочника, перебирающего струны лютни тонкими изящными пальцами. Его глупые истории об ушедших богах и далеких несуществующих землях давно смолкли – людей не забавляли небылицы, даже городские сплетни и те казались интереснее, – и теперь златовласый бродяга развлекал собравшихся у костра тихой музыкой.

Видимо, решив, что старик не только слеп на один глаз, но и глух на правое ухо, юноша с орлиным носом подсел к нему с другого бока. Но не успел он снова задать свой вопрос, как Алвис сухо ответил:

– К чему эти ставки, если при любом исходе победу одержит безумие императора?

– Если бы не Альгрейв, напрочь лишенный головы и страха, то рассудок Вазилиса оставался бы все еще цел, – недовольно буркнул широкоплечий мужчина напротив, недовольно прикусив догорающую сигару.

– Дело говоришь, – заскрипел рядом старик, древнее Алвиса. – Эти проклятые Слезы свели его с ума. Говорят, в его покоях нет свободного места, где бы не лежали или не висели эти кристаллы. И светят они так ярко, что придворный лекарь ослеп и даже Сила Древней Крови не вернула его глаз.

Следующая страница