Сания Шавалиева - Семьдесят семь бантиков

Баба Яга, сжав кулаки, отошла от окна. Она покрылась холодным потом, и, повторяла, как заклинание, «Всё хорошо! Всё хорошо!», но боялась даже взглянуть на подоконник. Все-таки обернулась. Так и есть, черный кактус расцвёл. Два черных цветка с острыми лепестками, – вот и третий выскочил, и четвертый. Вскоре кактус весь утонул в черных цветах. Баба Яга знала, что их ровно семьдесят семь. Значит, паук доплел банты. Значит, пришло время их забрать…

Именно в этот момент, в далеком поселке Предуралья девочка Элис тоже поливала цветы. На узком подоконнике их умещалось всего три: алоэ, лимон и кактус.

В центре колючек кактуса Элис заметила мохнатый шарик. Но не успела она до него дотронуться, как шарик с нежным звуком «пух!» распустился красным цветком, очень напоминающий бант.

– Пух! Пух! Пух! – щелкали мохнатые шарики и превращались в разноцветные банты.

Элис испугалась, попятилась.

– Деда! – закричала она, вздрагивая от очередного щелчка.

Шлепая тапками по деревянному полу, дед Петрович подошел к подоконнику и хмуро уставился на внучку.

– Сколько раз говорил – не кричать дома. Я старый, но не глухой.

Элис смотрела на кактус и считала новые цветы.

– Семнадцать, восемнадцать…

Дед засмеялся:

– Считать научилась?

– Смотри, – и внучка указала на кактус.

Дед присмотрелся и вздрогнул от очередного «пух!».

Он надел очки, а Элис продолжила:

– Тридцать один, тридцать два…

– Ты чем его полила? – уставился дед на внучку.

– Ты думаешь, это я?! – вскинулась Элис.

– Кто ж еще? Этому кактусу лет сто, наверное. Он ни разу не цвел. Как ты вообще умудрилась довести его до такого состояния?

– Дед, – чуть не заплакала Элис. – Честное слово, это не я. Вот же алоэ, лимон, всех поливала одинаково, а расцвел только кактус.

– Это странно, – пробормотал дед. – От греха подальше, отнесу его на работу, пусть цветет на стройке в бытовке.

Утром, за пару часов до открытия зверинца, Борис вышел на крыльцо вагончика. Постоял. Огляделся. Тайга, тайга, тайга: черная, мрачная, непроходимая. Скукота беспросветная.

Борис вернулся в вагончик. Брим-Бом обернулся, колченогий табурет под ним подозрительно скрипнул. Брим-Бом вздрогнул, встал. Не хватало еще, чтобы табурет развалился: всe и так рушилось в тар-тара-ры. Звериный бизнес трещал по швам. Современный народ пошeл непонятный. Люди теперь неодобрительно относились к передвижным зверинцам – жалели животных, осуждали хозяев и самое неприятное – не желали платить за просмотр зверей в клетке. Люди все время говорили о такой ерунде как свобода и даже требовали ее для животных зверинца.

Свобода!

Кто сказал, что зверям на свободе будет легче? Да если бы не они с братом, вся эта живность давно бы вымерла.

В желудке заурчало, Борис плеснул себе пустого чаю…

Может, Брим-Бом и прав, для зверинца нужны новые образцы, наверное, жeлтый медведь спас бы их бизнес. Говорят, здесь в тайге такого медведя видели. По слухам, в этих краях много всякого тайного и необыкновенного. Брим-Бом почему-то был уверен, что именно здесь живет перламутровая лиса из его сновидений, а Борис не сомневался, что скоро найдет тот загадочный самородок с обложки глянцевого журнала.

Борис глотнул холодный чай:

– Послушай, – вдруг улыбнулся Брим-Бом, – я уверен, что она здесь.

– Кто? – спросил Борис, хотя и так знал, о ком идет речь.

– Лиса! Я ее поймаю! Схвачу! – Он так тряхнул головой, что сломанные очки поползли вниз, криво повисли на носу. Брим-Бом удержал, попытался вернуть их на место, но очки не желали держаться на одной дужке, вторая давно потерялась. От такой диспропорции в лице охотника появилась перекошенность.

– Надоел со своей лисой.

– Я такую лису поймаю. М-м-м, пальчики оближешь! – продолжал Брим-Бом витать в мечтах.

Борис был готов задушить брательника за глупость.

– Что ты за человек! Алмазы надо искать. Здесь шахт видимо-невидимо!

Тему алмазов Брим-Бом не переваривал и старательно ее избегал.