Андрей Кострюков - Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции

© ПСТГУ, 2007

Авторы исследований о церковных расколах и разделениях часто встают перед искушением занять позицию одной из сторон. Объясняется это тем, что историки обычно принадлежат к одному из враждующих лагерей и защищают именно свою сторону. При всем старании подойти к вопросу непредвзято авторы, порой даже против своего желания, начинают безосновательно оправдывать одних и столь же безосновательно обвинять других. Особенно заметна эта тенденция в сочинениях, написанных в те годы, когда раны, нанесенные расколом, еще свежи, а неблаговидные поступки тех или иных деятелей еще живы в памяти.

В полной мере это относится к разделению между Московским Патриархатом и Русской Православной Церковью заграницей (РПЦЗ). На протяжении долгого времени работы на эту тему писались в полемическом духе, а в спорах преобладали эмоции. Вместо серьезного анализа сложившейся ситуации часто можно было встретить лишь обвинения, сквозь которые проглядывала личная неприязнь.

Но была и еще одна причина, пресекавшая попытки разобраться в данном вопросе. Труды представителей Московского Патриархата на тему «карловацкого раскола» были написаны в условиях тяжелого гнета советской власти. Историки из Русской Зарубежной Церкви также не могли публиковать объективные труды на эту тему вследствие враждебного отношения официального руководства РПЦЗ к Московской Патриархии.

Только теперь наступает время, когда взаимоотношениям между Церковью в Отечестве и Церковью за границей можно дать объективную оценку. Для этого необходимо понять причины разделения, зародившиеся в первой половине 20‑х гг. XX в. В те годы Архиерейский Синод еще не обвинял Московскую Патриархию в сергианстве и экуменизме[1], не требовал канонизации царской семьи и новомучеников. Эти претензии формировались постепенно, в течение десятилетий.

Годы правления Патриарха Тихона интересны тем, что каких-либо обвинений в адрес Всероссийской Церковной власти со стороны зарубежных архиереев не было. Однако предпосылки к разделению, которое произошло после требования митрополита Сергия (Страгородского) дать подписку о лояльности к большевикам, наметились еще в 1920‑1925‑е гг. Именно этот период и будет рассмотрен в настоящей работе. Представляется важным проследить, как возникла Русская Зарубежная Церковь, как складывались ее отношения с Церковной властью в Москве, как обосновывали свои взгляды зарубежные иерархи и церковные деятели.

Говорят, что к истории сослагательное наклонение неприменимо. Однако, изучая документы того периода, трудно отделаться от мысли, что отношения между Москвой и Карловцами могли сложиться не столь трагично. Нельзя не учитывать личных амбиций иерархов, а порой их явных ошибок, нельзя не учитывать внешних обстоятельств, заложниками которых оказались представители каждой из сторон. Подробный, тщательный анализ всего, что произошло в те годы между Всероссийской Православной Церковью и Зарубежным Синодом, необходим. И, несомненно, труды, посвященные анализу фактов из жизни Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, будут появляться.

Хочется надеяться, что настоящая работа может послужить очередной ступенью к дальнейшим исследованиям. Автором предпринята попытка рассмотреть ситуацию тех лет с использованием документов – или неопубликованных, а потому недоступных широкой публике, или опубликованных, но по каким-либо причинам оставшихся незамеченными. Особую важность в данном исследовании имеют документы, являющиеся ключевыми для Карловацкого Синода, вехами его исторического пути. При этом нельзя отрицать значение материалов, свидетельствующих об альтернативных для Зарубежной Церкви путях. Это письма и доклады различных лиц, предлагавших Синоду предпринять те или иные шаги в его деятельности. Это споры по различным вопросам, содержащиеся в переписке между иерархами. Очень важным представляется вопрос, как реагировали на патриаршие указы и заявления зарубежные архипастыри, в каких направлениях шла полемика между ними.